нежной
стряхнуть росу,
Пыльцой раскрашиваясь щедро и потешно
на и в носу,
Взирать критичным и ворчливым взглядом,
как твой щенок
То резво носится, то крутит задом
вьюном у ног,
С улыбкою на плод хурмы незрелой
поднять свой взор
И съесть, сорвав с куста меж этим делом,
большой немытый помидор…
Моя берлога, одинокий мой приют,
Где можно мысли уложить всегда в порядок,
Не выбираясь трое суток кряду
На спешно-грешный праведников суд.
Здесь мне покойно и совсем не одиноко
И все бессонницы мои, что сон, сладки,
Когда задремлет вдруг словарь под боком,
Распутывать устав словес мотки.
И здесь возможно быть самой собой,
Достав жемчужницы со дна своих глубин,
Надежно скрытые от глупости чужой
В броню из слов и стихотворный дым.
И вот уж вновь раскроюсь, как цветок,
Акценты все в своём сознании сместив
На столь запутанный молитвенный поток
Из мыслей-чувств, где царствуешь лишь Ты.
Вериги дружбы сброшены на время,
Паломник одинок в своём пути.
Чужих досужих представлений бремя
Порой уже невмоготу нести.
Изволь и действовать, как прочие, и мыслить
Их штампами нечестных образцов.
Сама не виснешь, на тебе повиснут
Объятием непрошеных льстецов.
Помыслишь о божественно-высоком,
С небес за ноги стянут в тот же миг,
Узрев своим, пока лишь книжным оком,
Что перед ними злостный еретик.
Как уберечь себя в себе, не знаю.
Каким засовом ларцы затворить?
С пером жар-птицы ночи дожидаю,
Чтоб всей не требовалось птицы им словить!
МАРИНЕ ЦВЕТАЕВОЙ
Звонь колокольная. Синь поднебесная.
Птица прибрежная, ветром гонимая.
Пена морская. В смерти бессмертная
Странница белая. – Марина…
Юность победная. Тоска безысходная.
Из жён всех живейшая.
Озорунья ранимая.
Нервом сверхчувственным песнь лебединая.
Пена. Сирена морская. – Марина…
Править бельканто неспешным строку за строкой,
По свету гласом разлившись сурдинно-альтовым,
Мысль напоить вечной музыкой,
Благоговеть перед Словом,
Жить в ощущении горней бездонной любви,
Сердцем целуя трепещущим нервные струны
Душ человеческих, жаждущих МУЗЫКИ
…А не цыганских бубнов.
ПЛАНКА ВЕЧНОСТИ
Дремотою блаженной ли в окне
Пожар ночных зарниц моих горюет
Иль в каждодневном суетном огне
Очаг пылает,– всё одно взыскует
Сиюминутное и вечное ко мне.
И чудится, что вечность уж близка,
И суета сует всего лишь мнится,
И бренность слов рождённого стиха
Не обнажится, не проговорится…
Но