что от меня требуется – это просто расслабиться и насладиться «данными мне возможностями»?
– Женя, давай по второй, – нарушил тишину Виктор.
Я налил нам обоим, поднял бокал и произнес:
– За обращение.
– Что-что?
– За то, чтобы перед смертью мы обратились в тех, кем хотим быть.
– А-а, – понимающе кивнул собеседник. – Здесь ты можешь быть, кем захочешь.
Я выпил, вторая порция показалась насыщенней первой.
– Кем захочешь – это да, но я имею ввиду, чтобы стать самим собой. Хотя бы перед смертью, – сказал я.
Виктор откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди. Снисходительно улыбнулся, во взгляде сквозило пренебрежением.
– Ага, опять эти тщеславные мысли, – сказал он. – Бежать в будущее от теперешнего, стремиться к новым, наивным версиям себя. Эти иллюзии так чисты и прекрасны в своей дальней перспективе. Но все это от неспособности принять действительность.
Я опешил.
– Мне кажется, ты вообще не понял, о чем я говорил, – промолвил я, все еще держа в руке пустой бокал.
– Да нет, все я отлично понял, – сказал Виктор и продолжил мягко, будто пытался втолковать что-то туповатому ученику. – Вот ты говоришь, что хочешь стать самим собой, кто-то жаждет стать новым я, улучшенной версией себя. Твой вариант поинтересней, но, по сути, они – одно и то же. Основа тут в самом стремлении, как неотъемлемой части человеческой сущности. В этом побеге в будущее, желании лучшей жизни и воздушных замков. Но разве сейчас передо мной сидишь не сам ты – со всеми своими изъянами и слабостями, несовершенством и парадоксами натуры? Это же и есть ты – настоящий, здесь, в этот момент… Или ты думаешь, что все эти наслоения – притворство, несоответствия – лишь шелуха, а истинный ты, словно эмбрион в банке, законсервирован где-то в глубине тебя и ждет удобного случая, чтобы показаться?! Чушь это все! В любой момент жизни мы являемся самими собой. И все наши недостатки, странности и противоречия – это и есть наша целостность, но без идеализирования. А принятие себя во всей многогранности ведет к непосредственному принятию реальности, к принятию «теперь». И тогда становятся необязательными воздушные замки будущего.
Виктор замолчал. Я удивился, как ему удалось говорить так ровно и слаженно, при этом не теряя высокопарность речи. В определенный момент во мне начала подыматься злость. Неужели этот парень решил меня жизни учить? А он немногим старше меня. Но я дал ему закончить и теперь не мог ничего сказать. В его словах был смысл. Принятие – вот, что мне сейчас нужно, все остальное уже неважно.
– Ты что какой-то профессор? – спросил я.
Вопрос прозвучал довольно грубо, хотя у меня уже пропал воинственный настрой.
– Да. Я был преподавателем истории в университете. – Он сложил ладони домиком на коленях, под стать своего образа.
Я налил нам еще коньяку.
– Как же так получилось, что ты оказался здесь? – спросил я, подавая ему бокал.
Мой