себя, на этот раз счастливого, с круглыми горящими глазами.
Стоит взять себя в руки. Излишняя восторженность – ни к чему; Кон не любит дураков…
Чужой взгляд не исчезал, хотя смотреть было, в общем-то, неоткуда. Темноты вокруг Тимура почти не осталось – вокруг были деревянные стены с наклеенными на них календарями, пульты, такие пыльные, будто к ним не прикасались много лет…
Тимур присмотрелся.
Вся аппаратура, новая и древняя вперемешку, выглядела откровенно брошенной. Пыль, оборванные кабеля, старая лента, застрявшая в головке магнитофона.
Возможно, для Кона все это – бутафория?! Вовсе не намагниченная лента вызывает к жизни музыку на этой сцене… неудивительно, если учесть, как звучат на Коне фонограммы – любые, самые примитивные… Конечно, если Кону нравится спектакль…
Тимур резко обернулся к окошку – ему показалось, что за стеклом промелькнула бледная тень.
Нет, ему не показалось.
С той стороны в окно смотрели. Человек. Скудный свет из рубки падал на его бледное лицо.
Дегтярев.
– Здравствуй, Тима! Ты уже принес фонограмму? Классно, молодец…
Тимур в который раз поразился умению Дегтярева менять лицо. Сейчас это – заботливый отец, искренне желающий сыну успеха. Конечно, ведь Кон слышит их разговор… Интересно, умеет ли Кон распознавать человеческое притворство? Игру не на сцене, а в жизни?
Тимур улыбнулся. Дегтярев – глупец… Ведь Кону нет дела до их отношений: даже если они обменяются самыми грязными оскорблениями, даже если передерутся, Кон не скрипнет и дверью, ему, образно говоря, плевать. Вот если бы Дегтярев решился, например, украсть или испортить фонограмму – тогда бы Кон вступился, ведь для него абсолютная ценность – спектакль… Спектакль, а не какие-то там человеческие разборки.
Возможно, Дегтярев тоже понимал этого. Но все-таки лицемерил по старой, въевшейся в плоть привычке.
– А ведь сегодня мой спектакль, Тима, сегодня «Комедия характеров»… Ты уже его видел?
– Нет, – сказал Тимур. Врать не имело смысла.
Дегтярев смутился. Или сделал вид, что смущен:
– Вот какая история… У меня ведь именно на сегодня нету контрамарок.
– Ничего, – сказал Тимур. – Когда-нибудь посмотрю. Надеюсь, он не скоро сойдет со сцены?
В глазах Дегтярева промелькнула настоящая холодная злость. Что за намек померещился ему в словах сына – Тимур задумываться не стал.
Обратно Кон не вел его; Тимур некоторое время возвращался прежним путем, а потом заблудился по-настоящему.
Театр заполнялся людьми; Тимур слышал отдаленные голоса. Собирались актеры «Комедии», собирались цеха, хлопали двери – без участия Кона, по воле каких-нибудь легкомысленных гримерш. Вся эта вечерняя жизнь происходила где-то рядом – и далеко: за сорок минут блуждания по коридорам Тимур не встретил ни единого человека, да он, собственно, и не стремился…
В какой-то момент он устал. Опустился на ступеньку, холодную,