И для чего? Люди доверяли мне, потому что я пообещал им впустить их в рай. Я дал им смысл жизни, и они последовали за мной. А теперь мои братья победили. Я всеми силами пытаюсь подняться. Напрасно. Они похоронили меня заживо и положили камни на мою могилу. Как им это удалось? Ответ, к сожалению, очень прост. Я был слишком надменным, считал себя умнее братьев и думал, что разум восторжествует. При этом мне давно следовало понять, что они замышляют. Я закрываю глаза и подавляю в себе обиду и отчаяние. Я сделал все, что мог. Теперь судьба людей находится в их руках. Я молюсь о том, чтобы они не совершали тех же ошибок, что и я.
– Десять тысяч лет, брат, – слышу я голос Рафаэля, доносящийся до моей могилы. – Надеюсь, к тому времени ты поймешь, кто может называться венцом творения.
Я смеюсь и глотаю песок. Он никогда не поймет, в чем дело. Рафаэль топчет мою могилу, и я стоически выслушиваю поток его причитаний и обвинений. Все, что он говорит, я и так знаю. Я слышал это миллион раз, но я никогда не подчинюсь воле судьбы. Я засыпаю, пока вой не пробуждает меня ото сна. У меня есть примерные представления о том, что происходит наверху.
– Врата! – рычит он. – Почему врата закрываются?
Он и вправду думал, что я оставлю ему сад Эдема? Что за придурок.
– Люц! – он распускает нюни. – Открой врата! Сейчас же.
Я не издаю ни звука и медленно наслаждаюсь его гневом. Он должен был оставить мне землю и людей. Я бы позаботился о них лучше, чем он когда-либо сможет. Но теперь ему придется ждать еще десять тысяч лет. Он не сможет сам снять свое же проклятие. Я стараюсь не думать о тех, кого я оставляю. Если я буду это делать, то сойду с ума. Возможно, это произойдет само собой. Темнота постепенно лишит меня любого доброго и приятного чувства. Я и представить не могу, что буду делать после того, как пройдет это время. Во мне уже сейчас зарождается желание умереть и тоска по смерти. Время проходит. Столетие за столетием. Я больше не могу терпеливо принимать свою судьбу. Я принц ада. Своего собственного ада. Возмущение сменяется горечью, горечь становится безумством. Тысячелетие за тысячелетием я упрекаю себя за это. Всему виной было мое высокомерие, сделавшее моих друзей и людей несчастными. Моя надменность, моя гордыня. Я вознесся над себе подобными, а другие вынуждены платить за это. Одиночество – это худшее наказание, но я заслужил его. Никогда не думал, что буду в ком-то нуждаться. Я был для этого слишком горд. В какой-то момент я растворяюсь в горе и тоске. Вся моя смелость и надежда покидают меня, и я не могу ничего с этим поделать.
Я открываю глаза и не двигаюсь. Тяжелое одеяло лежит у меня на груди, словно центнер камней. Я чувствую вкус земли у себя на языке. Я должна была закричать, но не могу. Этот сон или это видение было хуже, чем все предыдущие. Я не могу дышать, потому что отчаяние, которое я прочувствовала, все еще перехватывает дыхание. Я не хочу представлять, каково это – быть погребенным заживо на десять тысяч лет. Разве от этого не сойдешь с ума? Люцифер кажется мне слишком социализированным. Как он пережил это? Я откидываю одеяло в сторону и встаю с кровати. Я должна убедиться