Ой, не ревную!`` Во, крутая…»
Он толкнулся в дверь. «Ох, щеколду задвинула… Энергозаслон поставила!»
Он даже не попытался выламывать дверь. «Сам же укреплял…»
Сел на крыльцо и пригорюнился.
«Ну, и замёрзну тут, к чертям собачьим,» думал он, чувствуя себя обиженным мальчишкой, которого поставили в угол. «Лучше, чем с такой стервой жить…»
* * * * *
Люси проверила Энн, поправила её одеяльце и обернулась к сыну.
Он сидел на кровати, явно спал, хотя глаза его были полуоткрыты.
Женщина осторожно легла рядом, помассировала его напряжённое тельце.
Мальчик, слегка застонав, поддался и лёг рядом, обхватив мать.
«Всё равно где,» думала она, растворяясь в ощущении счастья. «Всё равно с кем… Только бы вот так… Рядом… Сыночек мой, дитятко выстраданное…»
– Нтьёжь, бять… – пробормотал малыш, прижимаясь покрепче.
* * * * *
Глеб сидел на крылечке недолго.
Отворилась дверь, и высунулась Валентина Макаровна.
– Глебка! – сердито окликнула она. – Ах, ты, бандюга! Иди домой!
– Ну, вот, я ещё и виноватый… – ворчал он, хотя сердце его и плясало от радости.
Когда он входил, бабка дала ему подзатыльник и снова задвинула щеколду.
Отряхнув снег в сенцах, Глеб прошёл в дом. Олег Петрович, наливая себе под шумок, неодобрительно покачал головой, а Рон, вроде как потёр усы, скрывая улыбку.
– Сюда иди! Одёжу скидывай! – Она держала в руках бутыль с вонючей жидкостью.
– Ой, не надо… – заныл Глеб, тем не менее покорно исполняя приказ.
– Знаю-знаю, никогда не любил! – приговаривала Валентина Макаровна, растирая его от плеч до пят. – Сядь давай!
Глеб сел на скамейку, идущею вдоль этой стены печки.
«Ой, как хорошо…» мелькало у него в мозгу, уже туманящемуся от усталости и ощущения счастья. «Тепло, и «натёрла она ноги ему маслом…«благовонючим».»
– Одевай носки! – Валентина Макаровна неодобрительно качала головой.
– Мало в речке купался, щас чаво утворил? Люська-то спокойненько говорит: ``Там дверь захлопнулась!»``
– Да она…
– Не ищи в селе, а ищи в себе! – прервала его мать. – Сам говорил – с первой не заладилось, Машка от тебя сбежала, с Люськой пожениться не успели – выкидывает!
– Да я…
– Что ты? – поджав губы, Валентина Макаровна не отводила глаз.
– Не умею я с бабами… – жалобно протянул Глеб. – То, что про мои амурные похождения тут, в Вишнёвке, трепались, так вы, это, в голову не берите.
– Дурачок ты, дурачок. – Она поправила на нём свитер.
– Спать ложись – утро вечера мудренее.
– На печку, что ль?
– Альберка же уехал… Давай лезь!
Когда он забрался и, развернувшись, лёг головой к ней, женщина ласково погладила его, такое родное лицо, поправила волосы, того же цвета, что когда-то были у неё самой.
– Сыночек мой… – невольно шепнула она.
– Простите