гии, выпустить на волю ту зыбкость и многомерную образность языка, которая и является подлинной его жизнью, которая и дарит языку голос.
Поэт слушает, поэт удивляется, поэт и сам пытается зазвучать в унисон с миром, рождая стихотворение. Вот он, великий момент ощущения чуда!
После рождения стихотворения поэт хочет явить его миру! Но когда стихотворение отделяется от автора, оно обретает ту форму, которой наделяет его читатель.
Поэт же, через какое-то время, погружается в начальную стадию звукового волнения. Он готовится к принятию и открытию новой сущности образов внутри устоявшейся формы.
Начальная стадия звукового волнения автора некоторыми своими характеристиками напоминает йойк.
Йойк – это одна из древнейших форм североевропейского традиционного песнопения саамов Норвегии, Швеции, Финляндии, России и жителей Беломорья, похожее на полугорловое пение. Поют йойки и в Карелии, называя их ёйгами. Йойк можно подарить на праздник ребёнку или матери, спеть в виде приветствия коту, попросить прощения у цветка или признаться в любви дереву. Это душа природы, переданная человеческим голосом. Одна из основных особенностей этого песнопения заключается в том, что йойк не является песней о ком-либо или чём-либо, это вообще не песня, в том смысле как мы привыкли воспринимать понятие «песня». Йойк цикличен, уникален, он является кем-то или чем-то в момент своего исполнения, и исполнителя йойка вполне можно считать его неотъемлемой частью.
Для йойка характерны особый ритм и созвучие слов, часто лишённых своего прямого смысла, но за счёт этого и приобретается то «плавающее» состояние образов, приводящее к совершенству нового языкового открытия.
В аннотации к данной книге упоминается развитие в поэзии такого жанра, как интертекстуальный эстетический даунгрейд и северо-западный постфольклор в рамках экологического дискурса. Здесь нужно упомянуть надстройку культурных пластов, а именно, смену одной языковой реальности на другую, как систему восприятия и организации мира.
У человека, в рамках модели социума, любая форма коммуникации направлена на достижение понимания. Но не в поэзии, нет. В поэзии мы всегда имеем дело со сгустками суггестивной энергии, связанной с порывами души. Эти порывы, как живые ветры, вырывают поэта из обыденной матрицы речи и возвращают обратно, обновлённого подлинностью созидания языка. Поэт находится в переходном состоянии, он похож на переводчика с языка души на мерцающий язык «танцующей звезды», на путешественника, которому не сидится на одном месте до такой степени, что и «дом бытия» удобно складывается, наподобие парашюта, и становится мобильным для посещения иных пейзажей различных конфигураций, что позволяет считывать исходящие сигналы для их последующего декодирования. Полисемантичность поэтического текста начинает впускать в себя и отражать многоуровневые слои разных культур, с которыми по тем или иным причинам сталкивается и взаимодействует поэт.
Северо-западный постфольклор характеризует собой мифологический уровень текста, закладываемый на основе сказок и легенд, передающихся из поколения в поколение. Здесь же, проявляется экологический дискурс, как душа природы, чувствование гармонии и единства с окружающим поэта миром. И когда душа природы плачет, смеётся или кричит от боли, то в унисон плачет, смеётся или кричит от боли поэт, неразрывно соединённый с ней и ещё более «проявленный» в жизни.
Долго собирая эту книгу, я вспоминала свою бабушку.
Кертту София Канерва-Ахо родилась в местечке Салла (Куолаярви) финской Лапландии. Это она напевала маленькой девочке йойк(г)и долгими зимними вечерами, сидя у равномерно жужжащего колеса прялки, она рассказывала северные сказы про мальчика, который искал Время, про прекрасную Инку, в которую влюбился Дух Борея, красавицу Наст и сияющую в северном небе огненную реку, соединяющую миры бытия и небытия, также называемую Солнечным Ветром.
Книга состоит из четырёх частей, отсылая читателя к образу шапки четырёх ветров (Neljäntuulenlakki) – мужского саамского головного убора, входящего в национальный костюм саамов гакти. Это сделано для того, чтобы выразить огромное уважение к народу, который чтит свои традиции, сохраняет культуру и отстаивает свои права языкового меньшинства на территории проживания.
В заключение хочется сказать, что книга «Йойк» является для меня очень значимым, знаковым моментом, так как по времени она совпала с некоторыми жизненными событиями, открывшими мне новые уровни оценки объективной реальности и происходящих в ней процессов.
Я от всей души благодарю своего издателя Вадима Месяца, талантливого поэта и писателя, человека с огромным сердцем и доброго друга, без которого эта история, скорее всего бы, не началась и не закончилась.
Благодарю свою семью и самых близких людей, мой «ближний круг», моих «светлячков», озаряющих мои дни своим присутствием, спасающих меня своей любовью в самые тёмные времена безысходности и отчаяния, которые теперь миновали. Они верили в меня больше, чем я сама. Такое бывает. За это им мои самые солнечные и лунные благодарности. Ещё я от всей души благодарю за постоянную незаметную поддержку своё поэтическое эхо, отражаясь