полицай Ласый Василий Никонорович зашёл в контору колхоза, долго беседовал с Никитой Кондратовым, инструктировал, что да как должно быть с уборкой.
– Смотри мне, человече! – напутствовал Никиту. – Я не знаю, какие у вас были отношения с господином Щуром. Мне это неинтересно, наплевать и размазать. Мне моя жизнь во сто крат важнее и ближе твоей и всей деревни вместе взятой. Так что, не вздумай шутковать: себе дороже. У меня разговор будет ещё короче, чем у пана бургомистра с этой бабой: в расход без предупреждения. Понятно я говорю? Переводчик не нужен? – полицай сунул к лицу Никиты большой волосатый кулак.
– Да-а уж… – Никита Иванович ещё не отошёл от принародного избиения, от расстрела ни в чём неповинной Агрипины. Был ещё в шоковом состоянии, не до конца осмыслив происходящее и потому лишь отвечал неопределённо, то и дело пожимая плечами. – Да-а уж… вон оно как…
Ближе к вечеру на этот край деревни к Гриням и Кольцовым прибежал внук Акима Козлова десятилетний Павлик.
– Деда сказал, что после вечери будут собраться все наши на Медвежьей поляне. Велел вам об этом сказать. И чтобы поспешали.
Так теперь в деревне называли то место, где медведица когда-то напал на Ефима Гриня.
– А кто будет, не знаешь? – поинтересовался Данила.
– Бригадиры, учётчик и другие мужики, – ответил малец. – А вообще-то собирает новый председатель деда Никита Кондратов.
Сидели кружком, курили, ждали остальных. Последним пришёл сам Никита Иванович с сыном Петром.
– Вот оно как, земляки, – не присаживаясь, начал Никита. – Кто бы думал, что такое будет твориться в Вишенках? Мне, честному человеку, ни за что, ни про что прилюдно морду набить? Это как понимать? Женщину принародно расстрелять? Так они и до остальных доберутся, никого в живых не оставят. Что делать будем?
Никто не ответил: сидели, низко опустив головы, думали.
– Чего ж сидеть? – поторопил Никита. – Ничего не высидим, надо что-то делать.
– Оно так, – начал Ефим. – Только не знамо, как и что делать, вот вопрос. Эта власть шутить не будет, судя по всему. Значит, надо убирать. Но как?
– Примак с немцами не сеяли, а почему урожай им отдавать надо?
– сын Никиты Петро встал в круг, обвёл взглядом сидящих земляков. – А нам как жить?
– Всё правильно говорит Петро Никитич, – поддержал его Корней Гаврилович Кулешов, старший лесничий. – Всё правильно, людям жить надо, зиму зимовать, да и о будущей весне думка быть должна: посевная, то да сё. И до нового урожая прожить надо.
– Так что ты предлагаешь? – спросил Никита.
– Я не всё сказал, – махнул рукой Корней. – Тут все свои, надеюсь, Иуд серёд нас нет?
– Ты к чему это? – подался вперёд Аким. – Вроде, все проверенные, знаем друг дружку давно. Потому и пригласили не всю деревню, а только тех, кто надёжней. Как ты и просил, Корней Гаврилович.
– Я к тому, – продолжил лесничий, – что на днях я разговаривал с серьёзными людьми. Так вот, говорят они, что