съездишь, но, глядишь, ещё «пол-отпуска» заработаешь, и тогда уже можно и в путь собираться…
Распустив экипаж, Папа пошел к себе в каюту переодеваться в рабочую форму одежды. Он любил вечерком надеть рабочую матросскую робу, нацепить берет с шитым офицерским крабом и пройтись по кораблю, в особенности по потаённым шхерам: проверить, всё ли в порядке в его обширном корабельном хозяйстве. Ну и доставалось потом офицерам, если недосмотрели, если допустили халтуру при приборке на закрепленном за ними участке. За залёт Папа карал строго. Тогда всем: и матросам, и офицерам доставалось по полной. Особенно все на корабле боялись его коронного наказания – «сто дней без берега». Если кому объявил, то всё – точка, обжалованью не подлежит. В течение ста дней бедолага даже шаг на берег сделать не сможет, даже чтоб мусор вынести.
И если карасям это ещё было туда сюда, они и так особо в город по увольнениям никуда не мотались, то для годков, многие из которых за время службы уже и зазнобами во Владивостоке обзавестись успели, – это было жестокое наказание. Матросы боялись этих «ста дней без берега», как огня. Папа, разумеется, это знал и без дела, направо, налево, этим наказанием не разбрасывался. Папа, вообще, без дела мало что делал, за это его и уважали. Добавлял, впрочем, авторитету и тот факт, что Командир был кандидат в мастера спорта по боксу.
В то время, как Папа начал свою проверку, на верхней палубе, под кормовой ракетной установкой, трое бритых наголо годков-осенников (дембелей осени 1985 года) решили покурить на свежем воздухе и потравить байки. На кораблях установлено строгое правило: когда корабль на ремонте, курить можно только на баке (носу), а когда корабль в море – только на юте (корме). А курить под ракетной установкой нельзя никогда и ни под каким предлогом. Но различных запретов на флоте было много, а годкам, по обыкновению, дела до них было мало.
Стоят годки, курят, поплевывая за борт, головами по сторонам крутят на случай прихвата. А то, глядишь, поймается какой-нибудь залётный карась-бедолага, тогда его можно будет и повоспитывать чуток для профилактики. Но всё вокруг тихо. Скучают годки.
И вдруг один из годков приметил: по другому борту движется невысокая фигурка в берете и матросской робе. Глаза бритоголового вспыхнули в потёмках. Карась, салага, без «добра» прошмыгнуть надумал!
– А ну, карасина, стой! – скомандовал годок.
Расправив могучие плечи, с ехидной улыбочкой, по блатному ловко перемещая хабарик из одного угла рта в другой, бритоголовый годок сделал несколько шагов навстречу вздрогнувшей от неожиданности тёмной фигурке:
– Тебе, салага, кто дал «добро» здесь шляться?!..
– А ну-ка, плыви сюда, тело! – Два других годка тоже поспешили присоединиться к воспитательной процедуре.
Папа от такого неожиданного «здрасте» и от вида надвигающихся на него грозных фигур с огоньками сигарет в зубах на секунду даже растерялся. Он не очень-то привык к подобного рода обращению. Но его растерянность продолжалась не больше секунды. Сообразив, в чем дело, он решил немного подыграть будущим страдальцам. Втянув