с полотняными тряпками и лимонами. – Она остановилась. – Неужели вы никогда не занимались чисткой?
– Только своих сандалий, – ответила я. – Когда они бывали перепачканы в грязи после охоты.
– А полы, столы или мозаика? Никогда-никогда? – Она все поняла по выражению моего лица. – Вам еще никогда в жизни не доводилось делать уборку, верно?
Я покачала головой.
– Это совсем нетрудно, – жизнерадостно заверила меня она. – Жрицы занимаются этим каждый день перед обедом. – Она сняла накидку и, скомкав, сунула ее под мышку. На ней оказалось точно такое голубое платье, которое дали мне. – Мы будем мыть коридор, который выводит в рощи. По нему приходят мужчины в грязных сандалиях и пыльных схенти. У каждой жрицы есть свой собственный коридор, и этот – мой!
Она зашагала вперед, и я последовала за ней. Я никак не могла взять в толк, отчего она такая веселая и довольная, пока она не открыла двери, ведущие к рощам. Когда Алоли наклонилась, собираясь мыть пол, мускулистые рабочие в рощах стали смотреть, как ее платье медленно задирается до бедер. Она же не сделала ни малейшей попытки укрыться от их взглядов. Я присела на корточки над плиткой в другом конце коридора и одернула платье так, чтобы оно прикрывало мои колени. Намочив тряпку в тазу с водой, я бережно провела ею по полу.
– Вам будет легче, если вы встанете на колени, – рассмеялась Алоли. – Не бойтесь, никто вас не увидит. Они все пялятся на меня.
Когда пронзительный рев труб отправил работников по домам, которые располагались позади храма, Алоли протянула мне накидку. Уборка, которая показалась мне бесконечной, наконец-то закончилась.
Мы вошли в Большой зал с гигантской мозаикой Хатхор, и запах жареной утки в исходящих паром тарелках с гранатовым соусом плыл в оживленном помещении. Ряд за рядом полированные кедровые столы заполнялись жрицами, занимавшими свои места.
– А где сидим мы?
– Рядом с верховной жрицей.
Корона Усрет отчетливо виднелась поверх голов даже самых высоких жриц, и, заметив нас, она коротко кивнула. Я уселась по правую руку от Усрет, а Алоли – по левую. Когда я потянулась за своей миской, Усрет резко произнесла:
– Надеюсь, во дворце ты не набрасываешься на еду, словно голодная бродяжка.
Я в страхе огляделась по сторонам, боясь, что все остальные тоже слышали ее отповедь, но нет – жрицы были заняты своими разговорами.
– Нельзя хватать свою тарелку, словно обезьяна, – сказала Усрет. – Начни с того, что закатай рукава.
Она подала пример, бережно придержав рукав правой руки пальцами левой, и только после этого изящно потянулась за тарелкой с супом. Затем она отпустила рукав на правой руке и поднесла тарелку ко рту. Сделав глоток, она не стала удерживать тарелку у рта, как поступила бы я, а опустила ее на стол. Я последовала ее примеру, и она кивнула.
– Уже лучше. А теперь посмотрим, как ты ешь утку.
Остальные женщины уже закатали рукава, схватили мясо обеими руками и теперь с жадностью рвали его на части. Когда я стала делать то же самое, на лицо Усрет