в своей маленькой квартире, в окна которой стучится сирень. До сознания Ольги стали доходить уютные запахи выпечки.
«Ура!» – про себя восклицает она, но тут же останавливается, чтобы не выпрыгнуть из управляемого ею сна. Осторожно, боясь спугнуть видение, она начинает рисовать свой сон дальше: мама печет пироги, папа сейчас достанет «гостевые» табуретки с балкона. Маленькая Оленька тихонечко встает с кровати и на цыпочках идет на кухню. Родители еще не замечают дочь, и у нее есть несколько секунд полюбоваться ими, такими родными и молодыми. Мама со смешными розовыми бигуди на голове аккуратно вынимает из духовки румяные пирожки, и обязательно посередине противня есть несколько крендельков с корицей – специально для Олененка. Папа подходит к маме, забирает поднос «со вкусняшкой», ставит на стол, крепко обнимает и целует жену. Ольга, прикрыв рот ладошками, хихикает. Родители оглядываются, замечают Олю, шутливо грозятся догнать. Мама случайно задевает горячий противень, и тот с грохотом падает на пол, рассыпая румяные пирожки и крендельки… Что было дальше, Ольга уже не досмотрела – выскочила из сна.
– Марь Санна, ну потише, пожалуйста. Петр Андреевич и Оля еще спят! – раздался возмущенный голос мамы.
Ольга равнодушно отметила про себя, что с того момента, как они переехали в Москву, фраза «Марь Санна, потише, пожалуйста!» будит ее почти каждый день вместо нежных прикосновений маминых рук.
Ольга вышла из своей, но по-прежнему чужой для нее комнаты. Мама сидела на большом белом кожаном диване, зажав между плечом и ухом мобильный телефон, и рассматривала ухоженные тонкие пальцы с ярко-красным маникюром.
– Ах, Марго! Да, прием был потрясающий! Конечно, передам! Да, да, Вы абсолютно правы!.. Да что Вы говорите? Конечно, я буду иметь в виду… Не может быть! – и она засмеялась каким-то ненастоящим, непривычным для Ольгиного слуха смехом.
Ольга наклонилась к маме, чтобы поцеловать:
– Доброе утро, мамуль!
Людмила Юрьевна, так звали Ольгину маму, продолжая разговор по телефону, подставила дочери щеку для поцелуя и сделала жест рукой, мол, иди, иди, не мешай. Ольга, как всегда, опустив голову и немного приподняв плечи, развернулась и пошла на кухню.
– Олененок! – услышала она за спиной шепот мамы.
– Ну что еще? – не оборачиваясь, с обидой в голосе ответила Ольга.
Мама, зажав микрофон телефона ладонями, тихо произнесла:
– Извини, жена N-ского губернатора, надо…
Ольга посмотрела на маму и, махнув рукой, почти не слышно, одними губами произнесла:
– Ладно, забей.
Мама, продолжая искусственно смеяться в трубку, тут же сдвинула брови и так же беззвучно шутливо возмутилась:
– Ну что это за слова!
И, постучав себя по плечу, добавила:
– Плечи расправь!
Ольга повернулась спиной к маме, раздраженно дернув плечами, и поплелась на кухню. Там вечно угрюмая Марь Санна пекла оладьи.
– Доброе утро, Марь Санна! – поздоровалась Ольга, усаживаясь за стол.
– Быр, дыр, мыр, – что-то невнятное пробормотала та в ответ.
Марь Санна бросила Ольге вилку и нож, с грохотом поставила тарелку с оладьями, чуть не расплескала чай на ее пижаму. Ольга уже привыкла к резким движениям домработницы. Маму поначалу это сильно раздражало, но потом она все реже и реже стала бывать дома, а когда возвращалась, то Марь Санна уже уходила, оставляя прибранным дом и приготовленную еду для семьи Бояровых.
Оля, уставившись в книгу «Энциклопедия символов», которая всегда была у нее под рукой, спросила с набитым ртом:
– Папа уже встал?
– Да щас! – Марь Санна, поставив руки в боки, возмущалась: – Как же встал! Он как с N-ским губернатором на охоту сходит, так целый день потом «болеет».
Ольга постаралась быстрее закончить завтрак и выскочить из-за стола. Приняв контрастный душ, к которому приучил ее с раннего детства папа, бывший военный, она быстро оделась. Благо форма частной школы спасала от долгих утренних мучений, что надеть. Уже взявшись за ручку входной двери, чтобы выбежать из квартиры, она неожиданно услышала строгий голос отца:
– Оля, зайди в кабинет. Надо поговорить.
Ольга вздрогнула. Плохое предчувствие заставило сердце сильнее биться. Она хотела было возразить, что опаздывает в школу, но знала, что это бесполезно, и смиренно пошла в кабинет.
Петр Андреевич, чисто выбритый, без следа шумной ночи с губернатором, как обещала домработница, был как-то особенно строг и собран в это утро. Ольга давно не видела отца таким отчужденным по отношению к себе. В те редкие дни, когда семья была вся в сборе, отец особенно ценил и был ласков с дочерью и женой. Петр Андреевич мельком взглянул на Ольгу, как-то быстро отвел глаза от дочери и громко, отчетливо произнес тоном, не терпящим возражения:
– Оля, мы с мамой завтра уезжаем в командировку. Надолго. А ты завтра же отправляешься в лидерский лагерь. – Я никуда не поеду! – возмутилась Ольга. – Я хочу со своими уральскими ребятами