И которое вдруг так неожиданно, но абсолютно естественно и легко сорвалось с её губ, словно принадлежало и ей тоже, ошеломило его. Он внезапно со всей отчётливостью осознал, что он отнюдь не единственный, что существуют и другие, которые тоже считают себя вправе произносить его заветные пять букв. Она словно обокрала его. Нет, она не могла ничего украсть, потому что у него ничего и не было – ему только казалось, что он владелец, это была иллюзия, заблуждение, в которое ввёл его Никто. Никто! Орёл резко обернулся, глядя мимо бледного как полотно Тола, он посмотрел на того, кто сидел рядом с ним.
– Что между вами? – голос Орла был хриплым.
– Между нами нет ничего, чтобы могло разозлить или обидеть тебя, – ответил Никто, даже не взглянув на Орла.
– Я не верю! – Орёл подошёл к Никто вплотную.
– Остынь.
Орёл издал какой-то хрипящий звук, резко схватив Никто за волосы, он запрокинул его голову, прижав к горлу чуть повыше ошейника лезвие меча.
– Предлагаешь мне остыть! Сесть на место и заткнуться!
Никто не пошевелился:
– Да, – сказал он, и его голос звучал совершенно спокойно, словно Орёл не держал меч у его горла, а мило болтал с ним за бокалом вина.
– Не шути со мной!
Никто смотрел на Орла снизу вверх – просто смотрел. Тонкая струйка крови вытекла из-под ошейника, затекая под тщательно зашнурованную жилетку. Орёл положил левую руку ему на лицо, заслоняя этот невыносимый взгляд серых глаз. Он почувствовал, как под его ладонью Никто, дрогнув ресницами, закрыл глаза.
– Не надо, – сказал Орёл глухо, – не надо так со мной, Ник.
Лезвие медленно опустилось:
– Не надо так со мной! – Орёл закричал и в бессильном отчаянном бешенстве рубанул по одной из кос Никто, которая торчала из-под копны растрёпанных волос, и до этого лежала на подлокотнике стула. Тяжёлая тугая коса упала на пол, только серебряные заколки жалобно звякнули.
Ни на кого не глядя, Орел быстро отошёл от стола, почти взбежав по лестнице, он поднялся наверх. Громко хлопнувшая дверь заставила их вздрогнуть. Орёл заперся в своей комнате.
Какое-то время они сидели не шевелясь. Потом Косой встал со своего места, подошёл к сидевшему, словно в каком-то оцепенении Никто, и, нагнувшись, поднял с пола его косу, он направился к Эсе.
– На, держи, – сказал он на «нечистом» и бросил косу сидевшей на полу Эсе, прямо в лицо. Эса инстинктивно отпрянула, исподлобья глянув на Косого, глазами полными ненависти.
– Ты её заслужила!
Эса отвернулась.
–Это я во всём виноват, – сказал Тол угрюмо, – не надо было мне…
– Эса и Никто действуют заодно, – сказал Лис, – а ты дурак, Тол.
– Нет, – Тол качнул головой, – я в это не верю! Эса всегда ненавидела Никто.
– Только для того, чтобы мы в это поверили! – продолжал Лис. – Она разыгрывала нам спектакль, но сегодня вот выдала себя. Ай-яй-яй, Эса, ну что же ты?
– Зато она спасла себе жизнь, –