В гостиной висел на стене большой портрет Игоря, и Широков несколько раз ловил себя на том, что избегает смотреть на него.
«Я как будто в чем-то виноват перед твоим мужем, – не раз говорил он Тане. – Пойдем в другую комнату».
Наверное, она тоже испытывала нечто похожее. Потому что стеснялась обнимать и целовать Широкова при детях. В присутствии мальчишек он играл роль друга семьи, а она – безутешной вдовы. Обманывались ли дети? Этого ни он, ни она не знали.
Татьяна не строила никаких планов на будущее. После смерти Павла она твердо усвоила – в жизни ничего нельзя откладывать на потом и загадывать наперед. Бери, что дают, и благословляй каждый прожитый день. Иногда в будущее лучше не заглядывать.
– Почему ты ничего не ешь? – спросила она Широкова, который вяло ковырял вилкой салат из креветок. – Твои любимые креветки.
– Не хочется…
Красиво сервированный стол, дорогие продукты неизменно напоминали ему подвал из беспризорного детства, где такие же бедолаги делили с ним жалкую трапезу – буханку хлеба, селедку, несколько вареных картошек. Когда мать приходила домой пьяная и они с отцом затевали тягучий, изнурительный скандал, Паша убегал в подвал ночевать. У него было там свое место – несколько сколоченных вместе деревянных ящиков, покрытых старым ватником. Полуголодный, плохо одетый, Паша тем не менее отлично учился. Знания давались ему легко, и мамаши благополучных детей нередко приводили его в пример своим ленивым закормленным чадам: «Смотрите, лодыри, у Пашки отец-инвалид, мать-пьяница, а он учится на одни пятерки! Не то что вы! Ну, чего вам не хватает?»
– Таня, налей мне водки, – попросил он, отгоняя прошлое, которое не хотело отпускать.
Оно вставало перед ним в самый неподходящий момент – унылое, как заводской дым, стелящийся над закопченными корпусами, над пропыленными одноэтажными бараками. На их улице белый снег быстро становился серым, а зеленая травка – желтой и пожухлой.
– Что-то случилось? – участливо спросила Таня.
Она достала из холодильника водку, поставила на стол два стакана. В один налила половину, а в другой – чуть-чуть. Знала – Павел без нее пить не будет.
– Выпьем, что ли? – вздохнул он.
Водка показалась слабенькой, не ударила в голову.
– Пойду-ка я спать… – пробормотал Широков. – Постели мне в кабинете.
Кабинетом они называли маленькую угловую комнату, где стояли столик с компьютером и диван. Остальное место занимали стеллажи с книгами.
– Во сколько тебя будить? – спросила Таня, понимая, что он будет спать один, как и в прошлый раз.
Непрошеные слезы подступили к глазам. И тут же она укорила себя – своего мужика недавно схоронила, а уже по чужому убивается. Позор!
– Завтра суббота, – сухо сказал Павел. – Буду спать, сколько получится.
– Спокойной ночи…
Таня поспешно вышла, потому что слезы предательски потекли по щекам.
Излишняя предосторожность.
Широков