смотрела вполне осмысленно, без страха. Словно пыталась понять, свои перед ней или чужие.
– Да ладно, по-последний раз, – трещал Рыжик. – Я к этому зверю душой прикипел…
– Тише ты! – шепнул Васильич, раскинул руки и направился к девочке: – Малышка! Как ты уцелела? Не бойся, мы нормальные, иди сюда!
Он сел на корточки, будто собрался приманивать щенка. Девочка продолжала смотреть настороженно. Или не настороженность это – равнодушие, отчужденность. Что-то, заставляющее волосы вставать дыбом, а сердце – биться чаще.
Кошкин первым сообразил, в чем дело, выбрался из ямы, с головы до ног забрызганный грязью и шикнул:
– Не вздумай к ней идти! Она из этих.
Обалдевший Рыжик вылез из салона, глянул на Васильча, все еще сидящего на корточках, на Кошкина, снова и снова вытирающего руки о джинсы, и пробормотал:
– А чего она… Глаза-то, глаза… Она все понимает.
– Вот это и хреново, – заключил Росс. – Что некоторые из них соображают не только, что мы – враги, но и знают, как нас проще прикончить.
– А вдруг все-таки человек? – с надеждой спросил Васильич.
– Сейчас проверим, – Росс вскинул автомат, целясь в ребенка. – Как тебя зовут? Если не скажешь, я выстрелю. Считаю до пяти: и раз, и два, и три…
Отвечать девочка не стала: разинула рот в безмолвном крике и метнулась к нагромождению плит. Р-раз, и нет ее.
– Вот что, ребятушки, – прошептал Васильич. – Сваливать надо, пока она своих не позвала.
Россу, отделенному от остальных тушей УАЗика, уже были видны силуэты, движущиеся по следам шин. Они шли цепью, загораживая тех, кто позади, но Росс знал: их шестеро, а девчонка – мозговой центр, вожак. Те, что нападали в ментовке, были безмозглыми, эти вполне организовались, и неизвестно, как себя поведут.
– Валим, – проговорил Росс. – Гляньте, вон они идут.
Рыжик сделался синевато-зеленым и попятился. Кошкин сплюнул и схватился за «макарова». Васильич осунулся и погрустнел, заметив:
– Это не ходячие мертвецы, а что-то другое.
– Разбираться будем позже и не здесь, – скомандовал Росс. – Сейчас – валим. Нам в Питер надо, там наверняка уже знают, что к чему. Бежим вдоль забора вперед, на дороге садимся в удобную машину и едем дальше. Ходу!
Росс несся первым, ломился сквозь кусты, спотыкался на строительном мусоре, а здравый смысл твердил, что правильнее было пристрелить девочку, лишить «шатунов» мозгового центра. Но чем бы ни была рыжая школьница, совесть, человечность или что оно на самом деле, не позволила нажать на спусковой крючок, не допустила даже мысли, что надо убивать ребенка. Теперь же Росс убеждал себя, что пора забыть о детях, беременных женщинах и старушках-одуванчиках. Их больше нет. Есть злобные твари непонятного происхождения, их нельзя жалеть: или они нас, или мы – их.
Расстановка сил пока не была ясна: здесь выиграли они, а в Питере – люди. Значит, не все еще потеряно, и неизвестно, что творится во всем мире. Главное – в столицу попасть,