таким качеством, некоторых из них мы даже называем героями.
– Я всегда мечтала стать эмоционально отстраненным отцом, – Слоан расстелила перед собой салфетку и ударилась об это место головой. – Блин, Алби, что мне делать?
– Я хочу сказать, – ответил Алби, – что ты же точно знаешь, что тебе делать, разве не так?
Слоан вздохнула, посмотрев на кольцо, надетое на безымянный палец ее левой руки, сверкающее в свете барных огней.
Бармен поставил перед ними два стакана виски. Они подняли их одновременно, а затем в унисон опрокинули, выпив почти все до дна.
– Он хочет, чтобы я просто пережила это, я же вижу, – сказала она. – Он думает, что если мы вместе пережили одно и то же, если он чувствует себя нормально, то и я тоже должна быть в порядке.
Алби сжал губы и допил оставшийся виски. Подозвал бармена и попросил повторить.
– Ты думаешь, он прав и я должна… просто пережить это? – спросила Слоан.
– Ну, если ты вдруг поймешь, как это сделать, – сказал Алби, – дай мне знать.
Она допила остатки виски и уставилась на батарею разноцветных бутылок в глубине бара.
– Мы никогда об этом не говорили, – глухо сказала она. Она имела в виду тот день, который они с Алби провели в плену у Темного. Единственный день из всех ужасных дней, которые они пережили, но о котором ни один из них никогда не вспоминал в разговоре.
– А что тут скажешь? – ответил Алби.
– Ага, – прошептала Слоан. – Он вообще мне посоветовал обратиться к психотерапевту.
Алби фыркнул:
– Терапия. И это все, что они могут нам сказать?
– А тебе не помогло? – спросила она.
– Да помочь-то помогло. Или не помогло. Не знаю я. Я просто хочу, чтобы люди перестали тыкать в нас этой терапией, как будто это единственный способ все исправить.
Когда он взял свой стакан с виски, его руки задрожали. Он посмотрел на нее.
– А зачем ты запросила эти документы, Слоан? – сказал он. – Похоже, это еще больше все усложнило.
На мгновение Слоан замолчала.
– Мне всегда было интересно, – сказала она. – Мне было интересно, нашли ли они других потенциальных Избранных? Я понимаю, существовал достаточно конкретный набор признаков, по которым нас отобрали, но я не верю, что в нашей стране с населением больше 300 миллионов человек нашлось лишь пятеро, удовлетворяющих этим критериям. Я думаю, были еще люди.
– И тебя это беспокоит?
Она кивнула.
– А что, если мы стали Избранными, а они нет, только потому, что наши родители согласились на это, а их родители – нет?
Она вспомнила свой разговор с матерью. Полутемная спальня, тяжелые задернутые шторы. Везде по полу разбросана одежда, по которой она шла к родительской кровати. И очертания матери, свернувшейся под одеялом, напомнившие ей дохлых насекомых на кухонном столе под светом тусклой лампы. Она помнила, как в комнате воняло немытым телом и спиртным.
И то, как мать сказала ей делать то, что она хочет.
Алби с грустью посмотрел на нее.
– Ну,