киселе тонул весь мир, ярость все сжимала горло. Он остановился и перевел дух, закрыл глаза, а когда открыл, увидел нож.
Нарек уже не сопротивлялся, все было кончено, – и можно уходить. Но Сурен все-таки дотянулся до ножа. Потом, через минуту, он поднялся на ноги, закинул нож подальше, выудил из внутреннего кармана бутылку с водой, зубами вытащил бумажную затычку и смыл с рук кровь.
Он снова перелез кирпичные отвалы, выбрался на улицу, повернул в переулок, а потом на другую улицу, параллельную первой, – Лена могла выбрать другую дорогу, ведь к площади ведет несколько путей. Здесь та же картина запустения, горы камня, битого кирпича, парочка раскуроченных машин. Встретилась женщина, она вела куда-то старика в пальто, его голова была обвязана тряпками, женщина в испуге шарахнулась в сторону, увлекая за собой спутника, и пропала из вида.
Он прошел улицу обратно, до площади, нашел машину, взял бутылку воды и стал неторопливо пить. Он стянул с правой руки золотой перстень с ониксом, с левой руки другой перстень с крупным алмазом, под перстни попала пыль или песок, кожа натерта чуть не до крови. Он опустил перстни в карман джинсов. Подошел худой невысокий мужчина, он был одет в женскую шубку из искусственного каракуля, человек попросил воды, и Сурен отдал ему початую бутылку.
– Дом у меня развалился, – сказал мужчина и стер с век слезы. – Вообще-то дом старый, так себе… И мышей много было. Собирался новый дом строить. А этот… А, черт с ним. Мыши там все испортили.
– А родные целы?
– Целы, наверное, – кивнул мужчина. – Только не знаю, где они. В доме были. Там вместе с мышами и остались. Наверное, они там все вместе. Но точно не знаю…
Мужчина ушел, Сурен покинул площадь, побрел по другой улице, навстречу шли несколько человек. Он спрашивал всех, не попадалась ли женщина, среднего роса, с волосами до плеч, но никто такую женщину не видел. В сторону площади едва полз армейский «Урал», борт кузова под брезентовым тентом был открыт, в его темноте что-то шевелилось. За грузовиком шли два военных в зимних шапках со звездочками и запыленных бушлатах без погон, один спросил у Сурена, не видел ли тот раненых, покалеченных.
– Не видел, – ответил Сурен. – Трупы видел.
– Сейчас не до трупов, – сказал военный. – Мы увечных собираем.
– И много собрали? – заволновался Сурен. – Там, у вас в кузове, женщина есть, молодая?
– Бабка старая есть. Если еще не умерла. И два мужика.
Откуда-то появилась женщина с растрепанными волосами, она тянула военного за рукав бушлата, говорила, что какие-то люди забрались в ее дом, половина дома уцелела, там все ее имущество, но теперь его разворовывают и куда-то увозят на тачке.
– Пойдемте, – бормотала женщина. – Меня же грабят. Меня защитить некому.
– Отстань ты со своим барахлом, – военный вырвался и зашагал дальше.
Сурен прошел улицу почти до конца, здесь, перед развалинами какого-то длинного жилого дома, из земли торчала водопроводная труба, лился