но изначально необходимо, чтобы свести пару вместе. Оно – задача, которую они должны решить, преграда, которую они должны преодолеть, чтобы понять, что они хотят быть вместе[8].
Как можно подорвать эту повествовательную рамку, подчиняющую встречу с Нечто производству пары? Возьмем классический научно-фантастический роман Станислава Лема «Солярис» и его экранизацию 1972 года, снятую Андреем Тарковским. Солярис – это история работающего на космическое агентство психолога, Кельвина, которого посылают на полузаброшенную космическую станцию на орбите недавно открытой планеты Солярис, где в последнее время стали происходить странные вещи (ученые сходят с ума, галлюцинируют, кончают с собой). Планета Солярис покрыта океаном некой непрерывно движущейся жидкости, время от времени имитирующей узнаваемые формы – не только замысловатые геометрические фигуры, но и гигантские детские тела или целые здания. Хотя все попытки связи с планетой терпят неудачу, ученые выдвигают гипотезу, что Солярис – гигантский мозг, каким-то образом читающий наши мысли. Через некоторое время после своего приезда Кельвин просыпается в постели со своей покойной женой Хари, покончившей с собой годами ранее на земле после размолвки с ним. Он никак не может отделаться от Хари – все попытки от нее избавиться с треском проваливаются (после того как он отправляет ее в космос в ракете, она рематериализуется на следующий же день), а анализ ее тканей показывает, что она не состоит из атомов, как реальные люди. Ниже определенного микроуровня в ее тканях нет ничего, только пустота. Кельвин в конце концов понимает, что гигантский мозг Солярис непосредственным образом материализует наши самые сокровенные фантазии, поддерживающие наши желания. Он – машина, материализующая в реальности объект моих важнейших фантазий, который я никогда не был бы готов принять в реальности, хотя вся моя духовная жизнь вращается вокруг него. Хари является материализацией самых сокровенных травматических фантазий Кельвина.
Толкуемый таким образом, фильм рассказывает о внутреннем путешествии героя, о его попытке примириться с его собственной вытесненной истиной, или, как сказал сам Тарковский: «Может быть, на самом деле миссия Кельвина на Солярисе имеет лишь одну цель: показать, что любовь незаменима для всей жизни. Человек без любви не человек. Цель всей „соляристики“ – показать, что человечество должно быть любовью». Явно контрастируя с этим, роман Лема сосредоточивается на внешнем присутствии планеты Солярис, этой «вещи, которая мыслит» (используя полностью уместное здесь выражение Канта): смысл романа в том, что Солярис остается непроницаемым Другим, без возможности коммуникации с нами. Да, он возвращается к нашим самым сокровенным отрицаемым фантазиям, но вопрос «чего же ты хочешь?», стоящий за Его действием, остается полностью непостижимым (зачем Он это делает? Просто ли это механическая реакция? Играет ли Он с нами в дьявольские игры? Помогает ли