Иоиль Быковский кому-то отдал четыре рукописи во временное пользование, а потом, потеряв надежду получить их обратно, вынужден был провести операцию с уничтожением приписки «Отданъ».
– Кому он мог отдать эти рукописи?
– Или сразу Мусину-Пушкину, или его комиссионеру, или Арсению Верещагину, который затем передал их графу, – ответил мне Окладин. – Между ними существовали особо доверительные отношения, Верещагин не раз отправлял графу редкие книги. А может, в истории с Хронографом Иоиль Быковский вообще не был замешан: его поставили перед фактом – и он вынужден был смириться с потерей рукописи. Или он вовсе не знал об этой потере. Монастырские описи составлялись периодически, в присутствии должностных лиц монастыря. Новые описи полистно подписывались казначеем и ризничим, у каждого в опечатанном шкафу хранилось по экземпляру этой описи, заверенной подписью настоятеля монастыря и скрепленной сургучной печатью. Описи составлялись по наличию монастырского имущества. Если что-то пропало, не сохранилось, об этом делалась пометка в старой описи, и виновный – казначей или ризничий – писал донесение настоятелю монастыря. Поэтому можно сделать вывод, что к моменту ухода Иоиля Быковского на пенсию Хронограф еще находился в книгохранительнице, он к его списанию никакого отношения не имел. Хронограф исчез из монастыря в период с 1788 года по 1792-й. Если учитывать, что Мусин-Пушкин стал обер-прокурором Синода в 1791 году, то этот отрезок времени еще сократится. Таким образом, можно сказать, что Мусин-Пушкин просто очернил покойного – ведь получается, что если граф приобрел Хронограф у Иоиля, то архимандрит владел им незаконно. Вы можете согласиться с подобной версией? – спросил Окладин краеведа.
– Ни в коем случае!
– Значит, сиятельный граф Мусин-Пушкин дал Калайдовичу ложные показания, он приобрел Хронограф не у Иоиля Быковского, – заключил Окладин.
Логика его рассуждений так подействовала на Пташникова, что он не сразу смог собраться с мыслями.
– Сразу после смерти Иоиля Быковского архиепископ Арсений Верещагин срочно сообщил об этом Бантышу-Каменскому – в дальнейшем участнику первого издания «Слова о полку Игореве». И сообщил необычным способом – тайнописью. К чему такая предосторожность, объяснить трудно, но сам факт говорит о каких-то особых отношениях между бывшим архимандритом и архиепископом. Думаю, это сообщение стало как бы разрешением назвать место приобретения «Слова о полку Игореве». Я понимаю, что исправления в монастырских описях бросают тень на Мусина-Пушкина – теперь ясно, что Хронограф он приобрел не совсем законным способом, – но они же неопровержимо доказывают, что «Слово» было найдено в Ярославле, – твердо заявил Пташников.
– Пока вы доказали только то, что Хронограф исчез из Спасо-Ярославского монастыря при весьма загадочных обстоятельствах. Но было ли в нем «Слово о полку Игореве»? – с сомнением проговорил Окладин.
Глава третья. Таинственный архимандрит
Я видел: Пташников едва сдерживает раздражение.
– Вместе