двадцать дней. Нервии продолжали атаковать каждое утро. Запас гонцов, согласных добраться до Самаробривы, стал иссякать, как и запасы воды. Квинт Цицерон знал, что ни одно послание не удалось переправить через неприятельский фронт. Выбора не было, оставалось лишь защищаться. Отбивать атаки днем, а по ночам ликвидировать повреждения, делать запасы того, что может быть полезным на рассвете, и гадать, сколько еще времени пройдет, прежде чем вспыхнет эпидемия. Ох, что бы он сделал с нервиями, если бы выбрался из этой заварухи живым! Люди девятого легиона не были сломлены, пребывали в бодром настроении и рьяно работали в перерывах между боями.
Потом начались дизентерия, лихорадка, и появились иные проблемы. Нервии построили несколько осадных башен, неуклюжих и шатких по сравнению с римскими, но пригодных, чтобы прицельно метать копья. А еще в лагерь полетели камни.
– Откуда у них взялась артиллерия? – воскликнул легат, обращаясь к Ворену. – Если это не римские баллисты, тогда я не младший брат великого Цицерона!
И поскольку Ворен, как и Цицерон, не мог знать, что артиллерию сюда привезли из оставленного лагеря перебитого тринадцатого легиона, это стало поводом для новых тревог. Что, если уже вся Галлия охвачена мятежом и остальные легионы разгромлены? Что, если они сумеют доставить письмо, но некому будет на него ответить?
Камни еще можно было вынести, но нервии проявили изобретательность. В ходе новой атаки они зарядили баллисты пучками горящих сухих палок и стали обстреливать ими лагерь. Даже раненые и недужные солдаты были на стенах, поэтому мало кто мог бороться с огнем, охватившим бревенчатые строения внутри лагерного городка, и выводить на открытые места вьючных животных, обезумевших от страха. Рабы, нестроевые солдаты и люди Вертикона делали все, чтобы справиться с этой новой напастью, давая возможность солдатам девятого отражать натиск нервиев на стенах. И те дрались, слыша треск пламени, раздуваемого резким зимним ветром, которое пожирало провиант и их личное драгоценное имущество, но ни один из них даже не повернул головы. Они стояли на своих позициях и заставили нервиев отступить.
В разгар одной из яростных атак Пуллон и Ворен поспорили, кто из них отважней и сноровистей в воинском деле. Они потребовали, чтобы девятый стал в этом деле судьей. Одна из осадных башен нервиев так близко придвинулась к лагерю, что едва не касалась стены. Нервии собирались использовать ее как мост, чтобы перебраться на укрепления. Но Пуллон взял в руки факел и, приподнявшись над бруствером, метнул его; Ворен тоже взял факел и высунулся из-за бруствера еще дальше, чтобы метнуть его в башню. Так они кидали факелы до тех пор, пока осадная башня не запылала и нервии с горящими волосами не попрыгали с нее вниз. Тогда Пуллон схватил лук и колчан и принялся осыпать варваров стрелами с меткостью, которой некогда научился у лучников Крита. Стрелял он быстро и поразительно точно, а Ворен также без промаха разил нервиев загодя заготовленными pila. Ни один из героев не получил ни царапины, и, когда атака захлебнулась, зрители покачали головой. Решение