придерживается того же мнения. Мол, после его визита в Мутный Лес расширение зоны и началось. Считает, что старуха-шаманка слегка встревожилась и решила…. Не знаю я, честное слово, что она там решила и совершила, но теперь всякая экзотическая нечисть разгуливает – без зазрения совести – и по правому берегу Малой Мутной. То бишь, в качестве пограничных дозоров-разъездов.
– А биолокационной рамкой[2] пользовались?
– Конечно. Там, где видели кабана-мутанта, проволочки вращались – как сумасшедшие. А здесь, возле деревянного Идола, не хотят…. Ладно, Рыжий, пошли к нашим товарищам, поучаствуем в сборе дровишек для костра. Нехорошо, когда одни путники заняты текущими походными делами и приготовлением сытной трапезы, а другие – в это же время – предаются праздной болтовне…
Обед (макароны с говяжьей тушёнкой под горячий крепкий чай с баранками, купленными вчера в поселковом магазине), уже подходил к концу, когда на восточном склоне зазвучал-затренькал мелодичный колокольчик.
Пашка тут же потянулся к карабину, прислонённому к берёзовой колодине.
– Не дёргайся, братишка, – посоветовал Сергей. – Это зыряне. Они мирные и безвредные.
– Поть, поть, поть! – послышалось сквозь звон колокольчика, и уже через пару минут на вершине холма появился целый караван.
Первым выступал матёрый рогач (с обломками рогов на замшевом лбу и бронзовым колокольчиком, подвешенным на шее с помощью блёкло-розовой ленты), на широкой спине которого важно восседал седовласый и узкоглазый старик, облачённый в нарядный тёмно-бордовый малахай. За вожаком послушно следовали два молодых оленя, не отягощённые каким-либо грузом. Замыкал походную колонну неулыбчивый тёмнолицый мужчина в засаленном ватнике, несущий на плече двуручную пилу.
– Здравствуй, Вогул! – торопливо поднимаясь на ноги, поприветствовал старика начальник метеостанции. – Рад встрече, дружище. Извини, но не знаю имени твоего спутника…. Проходите, гости дорогие, к костру, пока чай не остыл.
– Это Никша, мой средний сын, – ловко слезая с оленя, сообщил пожилой комяк. – Он олешками займётся. То, да сё. Молод ещё, короче…. А я чайку, пожалуй, попью. Крепкого и сладкого. Только любимую кружку достану из походной сумки…
«Тёмнолицый Никша только делает вид, что занимается оленями», – внутренне поморщился Назаров. – «А на самом деле, подлец и морда неумытая, глазеет на Лизавету. Сволочь озабоченная и похотливая. Потомственный оленевод, а туда же…. С другой стороны, как на Лизку не глазеть? Натуральная и патентованная фотомодель, типа – девяносто-шестьдесят-девяносто. Или что-то около того. Таких незабываемых роковых красоток в этих диких краях отродясь не видали…. Да, дела-делишки эротические. Ещё по весне я с Лизаветой целовался взасос – как и полагается, на последнем ряду «киношного» зала. А что теперь? Разговоров старательно избегает, глаза стыдливо отводит в сторону. Неужели, всерьёз влюбилась в этого бородатого Серёгу? Прав, всё же, был бессмертный классик, сказав в своё время, мол: – «О, женщины! Вам имя – вероломство…».