вот подобные истории сопровождали нашу хозяйку всякий раз, когда она к нам заходила. В это время я уже приходил с работы, а Маша только собиралась, поэтому мы оба успевали получить свою порцию этих изумительных рассказов.
4.
Соседи были соседями самыми обыкновенными. На нашей стороне лестничной клетки нас было четверо: молодая семья военного, состоящая из двух человек; престарелая пара пенсионеров; слегка агрессивный дурачок-алкаш; и, наконец, мы. На других этажах имелись свои персонажи, но речь не о них.
Общались и даже виделись мы довольно редко. Так получилось, что наиболее часто контактировала с соседями Маша, ибо, возвращаясь рано утром или уходя в свой ресторан поздно вечером, натыкалась на Лелика, нашего буйноватого любителя горячительного. Как правило все обходилось мирно, но все же пару раз мне пришлось вмешаться, чтобы наш герой пошел проспался, благо что опыт общения с похожей публикой у меня имеется. А вот у кого совсем не складывались отношения с Леликом, так это у семьи военного, особенно его жены. Недели не проходило, чтобы она не ухитрялась вдрызг поссориться с нашим Леликом, заканчивая свои гневные тирады одинаковой фразой: «Вот подожди, ща Костя (ее военный муж) придет, я ему все расскажу, понял?!». Приходил Костя, она ему все рассказывала, Костя шел к Лелику и бил ему морду. Но, несмотря на разбитый нос и вечно опухшие губы, бедный Лелик все равно продолжал нарываться на конфликт с Костиной женой.
Что касается меня и Маши, то мы, как я уже писал выше, держались тише воды, ниже травы, поэтому до нас никому дела не было. И, честно говоря, нам до других тоже.
Возвращаясь к тем дням, я начинаю думать, что некая оторванность и отстраненность от остальных людей тоже сыграла свою роль.
5.
Уже не могу точно определить, когда все началось, но в память врезался первый случай моего резкого ночного пробуждения с последующим тяжелым бодрствованием до самого утра.
В два сорок ночи (время запомнил с точностью, потому что сразу посмотрел на часы) я был буквально вырван из сна резким, негромким, но очень отчетливым детским плачем. Навскидку, по голосу, ребенку было года три, максимум четыре. До сих пор не понимаю, почему меня это так взбаламутило, но уснуть дальше я уже не мог. Возможно причиной послужил сам звук: несмотря на то, что плакал ребенок в подъезде, его голос звучал абсолютно не по «подъездному», без характерного эха. Создавалось впечатление, что плачет он вообще в коридоре квартиры, но это было невозможно. Во всяком случае, надеюсь, что невозможно. Учитывая, что за все время проживания в этом многоэтажном доме, я ни разу ни у кого не видел маленьких детей.
Конечно же ничего сверхъестественного в этом не было. Ну плачет где-то мелкий, что такого? Полностью согласен, однако уснуть после этих детских завываний у меня не получалось, хоть тресни. Просто лежал и смотрел на темный силуэт люстры.
Возвратившаяся ранним-ранним утром Маша была несказанно удивлена, увидев меня уже на ногах, от скуки готовящего ей завтрак. А может и не от скуки, а от пяти чашек кофе. Не знаю.
6.
Думаю,