на лоб, поводил носом по газетной странице и шумно втянул ноздрями запах типографской краски, – чепуха… если это было так, нас бы обязательно поставили в известность… Чую, Кузьма, чую… печёнкой… всем нутром чую… не могли бандиты мимо нас проскочить… наверняка, в городе залегли и ждут, когда мы расслабимся. У меня интуиция… И разберись с Сорокиной. Выясни, откуда у этой лапши, что она в газете тиснула, ноги растут.
22. При свечах
Дни шли за днями. По утрам школа звенела от детских голосов, к вечеру занятия заканчивались, и всё затихало. С наступлением сумерек, когда темнота расползалась по опустевшим коридорам, вспыхивали окна директорского кабинета – Константин Вадимович приходил в школу первым и уходил последним.
Хомячков не имел ни жены, ни детей и делать, собственно говоря, в трехкомнатной норке на десятом этаже по вечерам было нечего.
Оставаясь в одиночестве в пустом здании, директор пил чай с коврижками, которыми его снабжала буфетчица, смотрел телевизор, размышлял, а, если на него находило меланхолическое настроение, мечтал.
С приобретением Григория у Хомячкова появилось новое занятие – общаться с попугаем. В сущности, общение сводилось к болтовне самого директора, а попугай, занимаясь своими попугайскими делами, не спешил вступать в беседу.
Нежелание Гриши проявлять свои ораторские способности, за которые были уплачены денежки, перешло все допустимые пределы, и никакая Корпоративная Тайна не могла остановить ползущие по школе шепотки о том, что купленный директором за бешеные деньги попугай никогда не говорил, не говорит и говорить не будет.
Проблему надо было решать.
Хомячков достал из ящика визитку президента фонда, увлекающегося дрессировкой птиц, долго рассматривал её, для чего-то поскреб коготком заглавные буквы «Д» и «М» и набрал номер.
– О, Константин Вадимович! – мяукнула трубка с такой радостью, будто Дорофей Мурлыга ожидал этого звонка, как манны небесной. – Проблемы с попугаем?! Не ест? Не пьет? Щипается?
– Нет, другое. Молчит, как рыба, а за него, между прочим, Константин Вадимович, пятьсот хрустиков отвалил. В школе пошли грязные инсинуации…
– Хорошо, я буду у вас в ночь с четверга на пятницу.
– Во сколько?
– Ровно в полночь.
– Почему же так поздно?
– Время после полуночи самое хорошее для дрессировки, не волнуйтесь, ваш попугай заговорит очень скоро.
– Сколько это будет стоить? – забеспокоился Хомячков.
– О чём речь?! – воскликнула трубка. – Я президент фонда, призванного помогать мышам. Это такая мелочь для меня! Кроме того, я сам получаю громадное удовольствие от своего хобби. А так от денег устаешь. Здесь миллион, там миллион… куда их девать, куда пристраивать?! Когда один – два ещё туда-сюда, но у меня их много! Голова пухнет… акции, биржевые курсы, инвестиции… хочется, иногда, бросить всё к чёртовой матери и опять ловить…
– Кого ловить? – спросил Константин Вадимович, чувствуя, как у него появляется дрожь в коленях.
– Ну,