послухов. Никого не уцелело, – хрипло ответил Игнат.
– А послухи могли сами и не видеть. Лишь бы показали! – разохотился подьячий. – Найми! Есть у тебя соболя с зимы?
Игнат помотал головой:
– Все роду жены отдавал. Хоть как, а уменьшить остякам ясачную долю. Откупом за прежние мои грехи.
– Значит, Зоб все забрал, – раздосадовался Фрол. – Стало, не выйдет нанять…
Игнат снова опустил голову:
– Помолюсь. Не оставит господь, поможет Богородица.
Фрол положил Игната в избе, на лавке, но тот не спал почти вовсе. Бился в горестной дреме. Едва дождавшись утренних сумерек, собрался и ушел.
Утром, отпирая церковь, пономарь обнаружил его на паперти. Тот стоял на коленях перед дверью, уткнувшись лбом в пол и частил молитвы. Пономарь сразу сходил за священником, но тот пришел еще не скоро, а Игнат лишь перебрался в церковь, встал на колени под образами и так и провел все это время.
– Великие злодейства ты творил, Игнатий, – подытожил пожилой священник, приняв исповедь.
Отец Кирилл больше двадцати лет уже служил в острожной церкви Енисейска и за это время насмотрелся всяких нравов, диких для Руси, но для Сибири ставших обыкновением. Посты почти не соблюдались, крестов многие не носили, иные насильничали своих сестер и дочерей. Сам он хоть и не поддавался соблазну жестокостями и воровством добывать себе богатства, но и не имел сил бороться с чужими грехами. Брал, когда давали, отвечал, когда спрашивали, делал, когда просили. Жесткости, совершаемые Игнатом в прошлом, произвели на него впечатление, но не более. По большому счету ни исповедь, ни рассказ о гибели жены и детей его не удивили.
– Что же это, расплата за грехи мои? Скажи, батюшка! – требовательно спросил Игнат.
– Господь не мстит. Но испытание нам посылает, – мягко ответил священник, – Для чего испытывает – только ему ведомо.
– Покаялся – знал, как жить. В молитве и трудах. А теперь как? – горевал Игнат.
– А как жили те люди, кого ты сиротил, у кого ты жен побивал, детей в ясыри брал? – без укоризны спросил отец Кирилл, он уже давно привык не осуждать тех грехов и преступлений, с которыми сталкивался.
– Никого не осталось, батюшка, понимаешь ли? От злодейств отрекся, грехи перед людьми искупать взялся, – слова лились из Игната, долгими горестными вздохами, – Дети росли малые. Их за что?
– Что же ты думаешь, господь купчина в лавке? – спокойно ответил священник. – Ты ему покаяние и молитвы с постами, а он тебе все грехи забудет? Без истиной любви к богу, без обретения благодати, царствия небесного не обрести…
– Давно ли ты сам, отец Кирилл, обвенчал Перфильева с вдовой Фирсовой при живой-то жене? – проронил Игнат и тут же пожалел о сказанном. – Прости, батюшка, прости! Бес попутал!
– Бог простит. Тебе о своей душе думать надобно, – отец Кирилл протянул руку в кольцах для поцелуя, – Смирись, то единственный путь. То еще можешь заповедать святой церкви, что у тебя из мягкой рухляди31 осталось, на благое дело, на вспомоществование. А сам можешь