22.00. колонна, в которой выходил на этот раз и генерал Власов, переместилась в район КП 46-й стрелковой дивизии, откуда в 24.00. двинулись к пункту отхода. В голове колонны шло два взвода роты Особого отдела армии, вооруженные двенадцатью ручными пулеметами, и взвод сотрудников Особого отдела НКВД с автоматами. Дальше двигались начальник Особого отдела А.Г. Шашков, Военный совет армии, отделы Штаба армии. Замыкал шествие взвод роты Особого отдела.
Согласно сводке Генерального штаба, составленной на основе доклада К.А. Мерецкова,«25 июня к 3 часам 15 минутам согласованным ударом 2-й и 59-й армий оборона противника в коридоре была сломлена, и с 1 часа 00 минут начался выход частей 2-й армии».
Человеку, не искушенному в стилистике штабных документов, может показаться странным, что выход окруженной армии начался за два с лишним часа до того, как удалось сломить оборону противника. Однако никакого противоречия тут нет. Ведь эту безумную атаку шатающихся от голода бойцов и называл Кирилл Афанасьевич «выходом из окружения».
Столь же чудесно было переосмыслено и появление нескольких бойцов 2-й армии, прорвавшихся сквозь немецкие порядки. Его облекли в более приятную для генеральского уха формулировку почти победной реляции: «Оборона противника сломлена».
Но кое-кому из бойцов и офицеров действительно удалось прорваться на этот раз. Они и рассказали, как происходило дело.
«Все становилось безразличным, часто впадали в полудрему, забытье. Поэтому совершенно неясно, откуда взялись силы, когда… мы начали выходить. Выходить – не то слово. Ползли, проваливаясь в болото, вылезли на сухую поляну, увидели своих танкистов – наши танки, развернув башни, били по фашистам. Но немцы простреливали эту поляну – на ней живого места не было. Одно место я даже (вспомните, что автор воспоминаний Н.Б. Вайнштейн в первых числах июня был ранен в ногу) перебежал. Что руководило направлением – куда бежать, – тоже неясно, инстинкт какой-то, даже осколочное ранение в плечо показалось пустяком в этом содоме».
«Немцам был приказ уничтожить нас, – завершая свою эпопею, вспоминал Иван Никонов. – Они загалдели, открыли огонь, поднялись в атаку, мы дали ответный огонь из всего оружия.
Когда они отошли, мы еще постреляли и оставили позиции. Подошли к КП, развели огонь, сожгли все, кроме своего оружия. Тут оказался помощник начальника штаба Казаков, которого у нас в полку давно не было видно.
– Кто проводник? – спрашиваю я.
– Не знаю, куда ушли, и куда вести, тоже не знаю, – ответил он. – Ты тут все знаешь, веди.
Я пошел вперед к бывшей узкоколейке. Все пошли за мной, но приотстали, растянулись. Отошли недалеко. Вдруг, спереди, огонь по нам. Все кинулись бежать.
Думал, ошибка какая-то. Посмотрел, действительно, метрах в двадцати от меня немцы в воронках лежат и стреляют.
– Товарищ командир, – говорит Поспеловский, – я слепну и идти не могу…
Взглянул ему в глаза, зрачков уже нет…
Стояли мы четверо в одном квадратном метре. Комполка, справа – я, слева – комиссар, против – инженер полка. Вдруг