то время как мужчины наслаждались абсолютной свободой.
Хелену это устраивало. Она была рада тому, что могла носить реформаторские платья и отказаться от жесткого корсета, впрочем, она могла делать все, что хотела.
– Вода превосходна, – раздался голос из озера, и Хелена повернула голову.
Бахмайер, громко смеясь, брызнул водой в ее сторону.
Если бы ее муж был в курсе здешних нравов – он бы немедленно забрал ее в Штутгарт. Но, поскольку Ротмана не интересовало ничего, кроме его фабрики и собственной персоны, он не догадывался, в какое оживленное место отправилась его жена. Единственное, на что он жаловался, – это расходы. Однако переводы приходили вовремя, а больше в настоящий момент Хелену ничего не интересовало. Она наконец могла по-настоящему вздохнуть.
За ужином она снова встретила Бахмайера. Он сидел вместе с другими гостями за одним столом. Это была общительная и веселая компания, Бахмайер обходительно поднялся, когда Хелена подошла к столу. Он пожелал ей приятного вечера, подвинул для нее стул и присел лишь после того, как она заняла место. Хелена, хорошо отдохнувшая и посвежевшая, поблагодарила его. Помещение наполняло тихое жужжание оживленной беседы, а также скромное дребезжание посуды и приборов; аромат легкого ужина пробуждал аппетит.
Свежий темный хлеб лежал в плетеных корзинках, рядом стояли блюда с различными сортами сыра и со свежим инжиром. Пока разносили полезный ячменный суп, завязался увлекательный разговор.
– Кристл уже рассказывал вам, как он в прошлом году занимался греблей с братьями Манн на озере Гарда? – спросил сидящих за столом мужчина слегка за сорок и поднял свой бокал. Он представился Хелене как Эгон Лейтц; если верить его словам, он владел преуспевающей бумажной фабрикой недалеко от Берлина.
– За ваше здоровье, – сказал Бахмайер несколько пренебрежительно, но сразу же примирительно продолжил: – Я слышал об этом, господин Лейтц. Говорят, они очень повздорили.
– Да, так и было, – поддержал его Лейтц и сделал глоток вкусного «Вин Санто». – Благородное вино, – он тонко ответил на скрытый намек Бахмайера относительно отсутствия тоста.
– Правда? И что же там произошло? – спросил Бахмайер.
Супруги Клок-Зандер – Хелена сидела наискосок от них – тоже внимательно слушали.
Эгон Лейтц заговорщицки наклонился.
– Томас Манн откровенно атаковал своего брата, разумеется, словами, не кулаками. У них были некоторые разногласия по поводу, ну, если я могу так выразиться, особых моральных принципов… и он утверждал, что его брат не брезговал плагиатом. – Затем он откинулся назад и дал возможность обдумать сказанное.
Госпожа Клок-Зандер громко вздохнула, а ее муж наклонил голову, чтобы лучше слышать.
Бахмайер ухмыльнулся.
Когда Лейтц убедился, что все его внимательно слушают, он продолжил, причем говорил он немного тише:
– Он поливал грязью своего брата и его книги. Говорят, что он вел себя так,