Нине и Жене
Передать кому-нибудь из них в случае моей смерти. Мои милые любимые Лера, Нина, Женя, умираю – слёг от голода. Я не буду рассказывать, что пришлось пережить в эти месяцы в Ленинграде… И вот умирая, я последние мои мысли, последние проблески сознания обращены к вам троим и только к вам. Я вспоминаю только хорошее в нашей жизни, а оно было. Я люблю вас – тебя, Лерочка, как жену и друга, Женю и Нину – как детей – друзей. Простите меня за то, что являюсь с моей стороны злом, я всё-таки всегда стремился к вашему благу. Я много сделал ошибок и расплатился за них жизнью. К сожалению, наши понятия о чести, о справедливости разошлись и развели нас друг от друга.
Но сейчас – повторяю – сердце всё отметает и стремится к вам и только к вам, и стремится бескорыстно, ибо письмо будет вручено вам только после смерти. Пусть судьба принесёт счастливый конец жизни и тебе, Лерочка, среди детей и внуков (я их теперь уже не увижу больше!), а вам, мои дети, счастливую вторую половину жизни.
Не мстите людям, которых вы считаете причиной ухода моего.
Целую, крепко обнимаю.
Лерочка, любимая – последний вздох будет о тебе – прости, я сделал ошибку, уйдя от тебя.
Ваня».
Сосед по лестничной клетке в доме Ивана Богданова А.А. Лацинский отправит это письмо дочери Нине из блокадного Ленинграда.
А Евгений получил его только через несколько лет.
В течение всей учебы в институте студент Евгений Богданов получал только отличные оценки. Он был довольно общительный, часто становился душой студенческих компаний, которые собирались на квартире Богдановых, где их радушно принимала Валерия Александровна.
Среди друзей Евгения «числилась» Шура Шурыгина, комсорг курса, и Георгий Кульпин, которого все звали Жора. На студенческих посиделках Евгений лихо отплясывал чечётку, великолепно исполнял фортепианные пьесы – в общем, был заводилой. Иногда он рассказывал анекдоты, некоторые из них были на грани фола по отношению к политической система СССР.
Частенько они весело распевали студенческие песни, одна из которых оказалась для Евгения пророческой:
Дёрнул чёрт меня податься
В этот институт.
А теперь сижу в общаге,
Назначенья жду…
На Магадан, на Магадан
Иль на Алдан
Готовлю в путь свой чемодан.
Евгений не замечал злобных взглядов Жоры, который тут же отводил глаза в сторону, когда их взгляды встречались. А Жора завидовал лютой завистью. И успехам Евгения в учёбе, и к тому зарождавшемуся чувству симпатии Евгения и Шуры. Однажды компания засиделась до позднего вечера, Евгений вызвался проводить Шуру, а за ними увязался и Жора.
В одной из тёмных проходных арок Жора отвлёк внимание Евгения. Шура в одиночестве прошла метров сто. Неожиданно из темноты её окружили четверо. Женя кинулся на выручку, а Жора трусливо спрятался в какой-то нише.
– Эй, ребята, – попробовал Евгений защитить Шуру, но услышал в ответ:
– Вали