бумага расклеилась, разбухший табак неотличимо смешался с остальным мусором, а освобожденный от груза фильтр горизонтально лег на воду. Мелкая волна накрыла его бурым ивовым листом, смотреть стало не на что, и Пермяков с облегчением отвел взгляд.
– Объяснись, – потребовал он.
– Охотно, – попыхивая дымком, сказал Буров. – Следствие может думать все, что ему заблагорассудится. Но мыто с тобой знаем, что это никакой не несчастный случай, а результат чьей-то виртуозной, я бы даже сказал филигранной, работы. Согласен, иначе нам нельзя, и я погорячился, когда напомнил тебе о лихой молодости: шашки наголо и так далее. Рисковать мы теперь не имеем права, но все хорошо в меру, в том числе и осторожность, и профессионализм.
– Меру надо знать во всем, даже в чувстве меры, – иронически усмехаясь, ввернул старую английскую поговорку Андрей Родионович. – К чему это ты, не пойму.
– К тому, что мы оба хорошо знали Шиханцова, – сказал Иван Сергеевич. – Плакать о нем я не собираюсь, он был дерьмо, слизняк. Но именно потому, что он был тем, кем был, обстоятельства его смерти меня настораживают. Не вызывает сомнений, что сюда, к пруду, он забрел не просто так. Ему назначили встречу, и он не посмел проигнорировать приглашение, хотя, судя по поведению в клубе, приходить сюда не хотел – попросту говоря, боялся. Не хотел, боялся, но все-таки пришел, изрядно приняв на грудь для храбрости. Знал, что ничего хорошего его тут не ждет, но явился один, без охраны, хотя обычно даже в сортир без вооруженного до зубов эскорта не ходил.
– Намекаешь на шантаж? – хмурясь, спросил Пермяков.
– Я не намекаю, я прямо говорю: его заманили сюда шантажом. Причем шантаж был такого свойства, такой силы, что он послушно, на задних лапках, пришел туда, куда ему велели. Ночью, один, без охраны… И ведь он был не проворовавшийся завмаг, не мелкий подкаблучник, которого уличили в супружеской измене, а… Сам знаешь, кто. Чтобы так плотно его прижать, кто-то должен был очень основательно поработать и многое о нем разузнать. Ты представляешь, до чего этот работяга мог докопаться, исследуя его биографию и связи?
Андрей Родионович покашлял в кулак и демонстративно помахал ладонью перед лицом, разгоняя дым, который на самом деле вряд ли так уж сильно его беспокоил.
– Да уж, – медленно проговорил он. – А я-то, было, решил, что ты от большого ума парадоксами развлекаешься: слишком хорошо – уже нехорошо, и так далее. А дело-то и впрямь скверное. Жаль, что нельзя было просто, без затей, вышибить ему мозги.
– Что пнем по сове, что совой об пень – сове все равно, – сказал на это генерал Буров. – Если бы его пристрелили, непременно возник бы вопрос: за что? И не сегодня, так завтра какой-нибудь ретивый умник мог докопаться до правильного ответа.
– Ну да, – саркастически кривя рот, согласился Пермяков. – Поэтому Шиханцова решили убрать тихо, без кровавых луж на асфальте, мозгов на штукатурке и общественного резонанса. Поручили это дело надежному человеку, настоящему профессионалу,