пытаясь понять, нравится ли ей Федор. Потом ему стало это почти безразлично, как, впрочем, все, что вокруг происходило. Он чувствовал себя скверно. Очевидно поднималась температура, водка не помогла, а лекарств в этой глуши наверняка не найдешь. Что если он не сможет завтра отправиться в путь со всеми?
– Я, пожалуй, пойду, лягу, – сказал он, прерывая оживленный разговор. – Что то мне нехорошо. Устал, наверное.
– Ты, может, заболел? – предположила Настя. – Давай, иди, ложись, а я сейчас градусник принесу, температуру смеряю.
Игорь прошел в отведенную ему каморку где лавка, расположенная под окном, занимала почти все пространство. Оставался только узкий проход в кладовку, но зато лавка было широкая, было где разместится. Настя постелила на ней для него какой-то тюфяк и подушку, и он с удовольствием растянулся на жестковатой постели. Все равно лучше, чем в спальнике в палатке. Настя бесшумно вошла, прикрыла за собой дверь и протянула ему термометр.
– Поставь, – тихо приказала она. – Нужно смерить температуру. Я тебя вылечу. – Игорь послушно зажал термометр под рукой.
– Спасибо, Настенька. Расскажи мне что-нибудь о себе.
– А что обо мне рассказывать? У нас тут ничего не происходит. Скучная у нас жизнь. А вот есть такие, которым нравится. Мой отец, например, любит эти края. Петр тоже.
– Я заметил, что Петр хромает. Отчего это?
– Он на медведя раз пошел, да ружье не выстрелило. Порох, видимо, отсырел. Он было бежать, чтобы на ходу ружье перезарядить, да нога между двух деревьев лежачих застряла, ну он и сломал ногу. Его друг подоспел, застрелил медведя, когда тот уже на Петра напал. Ну, а нога худо срослась. У нас ведь некому лечить здесь от таких-то увечий. Его потому и в армию не взяли.
– А для чего ему надо было на медведя идти? У вас и так все есть от других зверей.
– Любят наши мужики охоту. Все какое ни есть, а развлечение. Я с папой ходила несколько раз, а потом перестала. Мне всех их жалко, зверей, не могу их убивать. Они тоже свой разум имеют.
– Какой у них разум? – скептически возразил Игорь. – У них нет, как у нас, абстрактного мышления. У них совсем все иначе.
– А если иначе, значит никакого уважения к ним быть не может? – возмутилась Настя. – Это ты так говоришь, потому что не имел с ними дела. А они ведь понимают больше, чем ты думаешь.
– Я еще в школе это изучал, – равнодушно сказал Игорь. – У них только инстинкты, нет там ни души, ни мысли.
– У тебя у самого нет души, если ты так говоришь, – горячо, с упреком возразила Настя. – Я вот, знаешь, раз с отцом на медведя охотится ходила. Я ведь смелая, ты не думай… Я везде отцу помогала, всегда работала с ним почти наравне. Он раз капкан поставил на медведя, знаешь, когда медведь в петлю попадает? Он может ходить немного, но не дальше, чем веревка ему дает. И вот он почуял, что мы идем, заметался, а когда мы были совсем близко, он понял, что конец ему. И знаешь, что он сделал? Он отошел назад, чтобы позволить нам подойти поближе. Он сообразил,