отфыркиваясь, поплыла. Егорова плыла уже далеко от берега, у той границы, где тает свет, и видна была только ее задранная вверх голова. Венька следил за нею и, нервно суетясь, кричал:
– Вернись, Егорова, слышишь! – И даже забегал в воду.
Антонина, задумавшись, ходила по берегу, и легкое ее, удивительное тело тревожило молодыми диковатыми движениями.
Начальник лагеря сидел поодаль на траве и, приложив подбородок к коленям, следил неотступно за нею.
– Присядем? – тихо спросил Олег.
Анна села на траву, почувствовала ночную сырость от земли, подобрала под себя ноги.
– Так что произошло-то? – хрипло начал Олег. – Я не могу ничего понять…
Она молчала, глядя, как собирает горстями воду на ноги Заслуженная.
– Неужели ты просто терпела меня?.. Ради чего… Страшная же ты…
Валерка, нырнув сзади Тюлькиной, видимо, ухватил ее за ногу. Тюлькина обернулась и так оглушающе завизжала, закричала, забилась, что Валерка, вынырнув, долго и раздраженно отфыркивался и крутил у виска толстым пальцем.
– Ну и дура…
Анна встала.
– Анна, – удержал ее Олег. – Ну, что же мы? Как?
Она обернулась и, с жалостью глядя на него, спокойно вздохнула:
– Да никак, Олег. Неужели тебе не ясно?
– Что, к этому шоферу уйдешь?
Анна усмехнулась и, помолчав, вздохнула.
– Ничего-то ты не понял, Олег.
И не спеша пошла вдоль берега.
– Я все равно к тебе приеду! – крикнул он ей вслед. – Я н-найду тебя. М-мы уже никак порознь. – Он хотел еще что-то добавить, но не смог, вдруг начал заикаться, махнул рукой и уткнул лицо в колени.
Заслуженная тяжело поднялась ей навстречу.
– Смотри, – показала она рукою вдаль. – Глянь, как высветило…
Косым светом от луны выхватило две березы из темени. Они неподвижно серебрились, паутинно мерцали.
– Красота-то какая! – Она вздохнула. – Ноги горят нынче, поясница отваливается. А все думаю: праведный, дай пожить еще, походить своими ногами. Мне кажется, что я с годами и чувствую-то острее… Ишь как вызвездило… Вроде каждую ночь такое небо над головой, а будто только что увидела…
Анна молча обняла ее, поцеловала в мягкую щеку и пошла по тропе в лагерь.
На крыльце сидела Оленька, что-то слушала, поджав колени к подбородку.
– Я не помню, – спросила она, – кузнечики стрекочут ночью?
– Я тоже не помню, – ответила Анна, входя в комнату.
– Ты знаешь, я сейчас подумала, – продолжала Оленька, входя за нею следом, – что они даже не представляют про нас. Понимаешь, им в голову не приходит… Про людей…
– Кому в голову не приходит?
– Кузнечикам!
– Да, наверно, – медленно ответила Анна и подошла к окну. Голоса с реки блуждали и гасли в темноте.
Где-то рядом протарахтел и остановился у окна газик. Желтый свет фар вырвал из темноты округлый кусок земли, осветил серую стенку деревянного домика напротив.