ьности, фундамента, стержня. Не вижу простоты, естества восприятия. Попросту последовательности. Как говорится, вдохнул – выдохнул, выпил – закусил, скушал – высрал! Какая к черту рефлексия?
Здравствуйте, я Жопа. Я жопа Нарика Гарунова. Вас наверняка, заинтересует моя связь и моя суверенность относительно моей надстройки – не заморачивайтесь, я сама толком не понимаю кто я и кто он. Примите это как принимаете свои слабости, как приняли некогда естество своего чада (если оно у вас было). Вот он белый комок на ваших теплых ладонях… обосрался желтой вонючей субстанцией… сколько радости… а вот уж полуторагодовалый увалень… пернул, воняет… а вас это не коробит, лишь веселит. Я естество. А значит моя суть в основе вашей рефлексии. Вы ведь тоже чья-то надстройка!
Наверное, самым важным было бы отметить про себя, что я не ощущаю в себе женского настолько, что напрочь не отмечаю этого в себе. И видимо поэтому, несмотря на то, что судьба впихнула меня в женский род, я не рефлексирую, подобно моей рефлексирующей надстройке. И твердо несу себя на благо самой себе.
Наверное, я фашистка. Я специально не поставила здесь восклицательного знака, потому что отношусь к этому слову по хозяйски… то-есть по хозяйственному. Как одна домохозяйка относится к другой. И поэтому скажу так – я не испытываю ненависти к чужой выгоде, но всякое препятствие на пути к своей, считаю преступлением. И в отличие от своей надстройки не умничаю. Всякая жопа, что хочет улыбнуться мне – для меня родня. Это у них… там… с той стороны моей личности, где приемная и приличия, где все обгажено благопристойностью и правилами, определенность и порядок… как на минном поле. А у меня все просто. Мне по фигу. Будь со мной, и не спихивай меня с моего стульчака. Вот такая у меня философия.
………………………….
Этою весною с нами случилось несчастие! На нас напала чума. Долго и безразлично витала где-то там, в туманных водах Янцзы… и вот, как-то скоренько, впорхнула в Италию и тут же оказалась у нас.
За день до этого у хозяев были гости. Случайные и нелепые – гости сына. Жена моего шефа терпела их из приличия, а сам хозяин был пьян, вальяжен, и рад возможности расслабиться.
Много пили, шумно говорили… за столом сидела разношерстная компания. Пьяный, выживающий из ума умник (хозяин); сын (внук своего деда) – тайный любитель выпивки и закуски; друг номер один – человек из частей, так и не сумевший воплотиться в целое; и друг номер 2, авторитарный трус местами умнее себя самого.
У хозяйки была дочь – редкая гостья из дальнего города. Была внучка, невестка. Ей хотелось быть с роднею, с дочерью, что наезжала раз в несколько месяцев. Ей досаждали незваные, местами назойливые гости. А у хозяина был формальный повод напиться и забыться. Надо отдать ему должное, на мой основательный взгляд, он единственный кто пытался не терять линии дискурса.
Говорили об Украине и русских. Потом о казаках и кацапах. Потом о Толстом и горожанах. Потом начался спор в котором все менее и менее было место для суждений, но все более и более проявлялись утверждения. Сынок напился и пытался казаться трезвее чем был на деле. Я полагаю, его душил авторитет папаши. Он молчал и периодически вздыхал. Друг (друг №1), что воплощал некое не обобщенное множество, разгоряченный спором, понемногу стал воплощать оскорбленное ехидство. А тоталитарный друг (друг №2) добросовестно таращился то на одного, то на другого, не понимая заинтересованности сторон в столь общем нехарактерном споре.
А я, честно говоря, досадовала. Я напоминала сама себе хозяйского сынка, вынужденного помалкивать, опасаясь споткнуться на каком либо затейливом словечке. Мне, так же как и сынку, хотелось чтобы папаша встал и прежде чем пойти спать зашел в уборную, потому что ему уже полчаса как следовало бы это сделать. Но разгоряченный парами… не то спирта, не то спора, он не замечал своего надутого газами живота и грозил довести дело до конфузии. Во всяком случае, я всегда прибываю в некоей растерянности, когда меня присаживают на ободок и требуют от меня деликатности при наличии гостей за дверью и газа в утробе! Не проще ли наладить соответствующую звукоизоляцию, господа, вместо того чтобы подменять естество деликатностью?
Ночью сквозь сон я слышала тещины стоны, но не придала им значения. Во первых, потому что эта гражданка (теща моего хозяина) была такою же жопой как и я, а во вторых, потому что она всегда была больна. И днем и ночью и спросонья и натощак. Мой хозяин ее тоже не привечал. Правда, в отличие от меня никогда не руководствовался выгодой, объясняя себя себе иными аргументами. Утром жена зашла к матери…. и понеслось. Скорая, суета, носилки, больничный коридор, койки, смрад, запах лекарства. У смерти дыханье духоты, гноя и больничных плевков. Эпидемия, мор, пандемия… у хозяйки с мамушкой подскочила температура. Смерть повернулась к миру своею любопытной, холодною рожей… уж лучше оставалась бы тем же местом что и всегда. Я слышала, как вытягивалась и стыла струна, где то в позвоночнике, в темечке. Как гнал из головы мысли мой шеф, пытаясь замереть, переждать пустоту, тошноту в груди.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте