почесал его.
Наконец Крокодиловна посмотрела на часы, затушила в пепельнице сигарету и включила телевизор. На экране диктор зачитывал какое-то длинное объявление. Женщина теперь сидела прямо, на самом краешке кресла, устремив пристальный взгляд на телевизор. При этом она нервно постукивала пальцами по полированной поверхности столика и время от времени нетерпеливо поглядывала на циферблат часов.
Лимонад не понял, в какой момент вдруг все изменилось; он только внезапно почувствовал, что диктор с экрана говорит что-то не то. Кот моментально навострил уши, настраиваясь на голос диктора и стараясь не пропустить ни слова.
– На этом наши утренние передачи закончены, – продолжал бубнить диктор. – Просим вас не забыть выключить свои телевизионные приемники. Повторяю: всех, кроме Корги, просим немедленно выключить телевизоры, иначе – я ни за что не ручаюсь. Считаю до трех и выжигаю у всех кинескопы, кроме Корги, конечно. Корги, Корги, эй! Я уже здесь. Сосредоточься. Ты сегодня что-то слишком рассеяна.
Диктор говорил это, глядя сквозь экран телевизора прямо в лицо Даниловне.
Она в свою очередь, как завороженная, смотрела на диктора немигающим взглядом, потом вдруг встрепенулась и склонила голову в поклоне.
– О учитель, ты как всегда непредсказуем. Каждый раз ты ставишь меня в тупик, – откровенно польстила Крокодиловна.
– Ладно, перейдем к делу, – оборвал ее диктор.
Изображение исказилось, по нему пошли помехи, и вдруг экран исчез. Вместо него была черная дыра в коробке телевизора, а за ней – леденящая душу пустота. Лимонад физически ощутил ее холодное дыхание. Потом из пустоты возникла темная фигура в огненно-красном ореоле. Длинный балахон, накинутый на голову капюшон и горящие под ним желтоватым светом глаза – что-то смутно знакомое показалось Лимонаду в этом облике. Впрочем, думать об этом было некогда. Раздался низкий и грубый, совсем не дикторский голос:
– Корги, сегодня с тобой будет говорить Страж Чаши второй степени Ханнаг. Твой случай обеспокоил Стражей, о нем стало известно Верховному, и он приказал разобраться в этом досконально.
– Но я же все объясняла, Учитель, – голос Корги дрогнул, выдавая испуг.
– Если ты не виновна, тебе нечего бояться. Поговори с Ханнагом, – в голосе того, кого Даниловна называла Учителем, послышались вкрадчивые нотки.
Фигура в балахоне исчезла. Появилось объемное изображение человека, сидящего в высоком резном кресле. Ракурс изображения был таким, что казалось, будто Даниловна да и вся ее комната располагались у его ног. Одет он был в бордовый бархатный камзол, шитый золотом, и такие же штаны, заправленные в высокие кожаные сапоги с отворотами. Белые кружевные манжеты и воротник оттеняли смуглую кожу рук и лица. Само лицо, обрамленное длинными белокурыми волосами, было не лишено приятности, но горящие мрачным огнем глаза, как бы пронизывающие