Никто не смеялся и не смотрел косо. С другими новонареченными я прошла несколько кругов вокруг алтаря, довольно взирая на далёкие пики Олимпа.
Потом, пока мы пили красное вино, ели пирог, ко мне подходили какие-то люди, спрашивали откуда я, поздравляли, хвалили за выбранное имя. Я отвечала, улыбалась, но не выпускала из вида человека в красном хитоне, который всё время притягивал моё внимание. Его облик и взгляд выдавали личность непростую, незаурядную. Казалось, он, скромно стоя в сторонке, лишь наблюдает за действом, которое сам же и режиссировал.
– Кто это? – наконец спросила я у молодой девушки в белом греческом платье.
От неё я узнала, что это был основатель движения поклонников культа Прометея Трифон Олимпийский, профессор Университета Стокгольма.
– Будешь теперь огнепоклонницей? – похихикивал брат, пока мы, минуя палаточный город и лавки с греческими сувенирами, спускались к своей машине.
– А если и так?
– А ты знаешь, что они считают, будто людей создал Прометей, а не Бог?
– Это же миф… В то время, когда жил Прометей, было возможно вылепить человека из глины и вдохнуть в него жизнь. Потом появились другие творцы и стали делать людей по-другому.
Брат рассмеялся:
– Я знаю только один способ, как их делать.
– Ну вот и сделал бы хотя бы одного!
– Надо подумать, Пенелопа, надо подумать! А ты, главное, не доходи до фанатизма, а то мало ли…
Я фыркнула неодобрительно:
– Достаточно того, что я фанатка Греции.
Да, Греция. Ради неё я забыла Париж, перестала восхищаться Римом, вычеркнула из списка любимых городов Бангкок. В какой-то момент всё начало меняться так резко, что теперь жизнь, действительно, как и предсказывала старая ворожея, разделилась на две части – до и после Греции.
Мой младший брат Андрей очень легко обзавёлся новыми контактами в риэлтерском бизнесе и теперь круглый год курсировал между Москвой и Салониками, что оправдывало и мои частые поездки в любимую Элладу. Пока он занимался сделками, я открывала новые места, делала фотографии, писала для сайта о Греции. На этом отрезке времени, занявшем года два, я поняла, что Москва – это не для меня, мой недолгий брак затрещал по швам и благополучно закончился желанным свидетельством о разводе.
«Слава Богу, что детей не нажили, – почти безучастно прокомментировала известие мама. – Да ты и не родишь теперь, годы-то идут».
Я не стала ничего доказывать и в свои сорок пять с хвостиком упорно пыталась найти свой путь. Правда, мои отношения с Грецией напоминали мне отношения с мужчиной, который не отвечает на любовь взаимностью – чем больше я старалась ей понравиться, тем меньше ей это было надо. Я наивно полагала, что частичка генов всё-таки возьмет своё, что я с лёгкостью уловлю мелодию греческого языка, с лёгкостью научусь танцевать греческие танцы, с лёгкостью постигну все тонкости греческой души. Но ничего не получалась.