ущелья, на которые указывали проводники.
Прошло еще несколько недель и армия снова вышла к морю. На этот раз это было знакомое Публию море, которое он уже пересек от далекого Геркуланума до этих неведомых земель. Шли дожди и пустыня зацвела, покрылась анемонами и изменила цвет. Теперь она была красной от цветов, с белыми и сиреневыми вкраплениями, напоминая хаотично сотканный ковер. Постепенно появилась зелень и деревья, сначала акации, а потом и дубовые рощи. Кое-где мелькали возделанные поля и дома, там крестьяне прятались от войска, скрывая женщин в схронах и рощах. Еще пару недель занял путь до порта в Аскалоне, где сирийцы погрузились на корабли и отправились морским путем в тетраполис Антиохии. Публия же Аполлоний, самарийский наместник царя Антиоха, задержал в Аскалоне, и предложил ему направиться в один из городов провинции для проведения инженерных работ. О каких работах идет речь, ему не сообщили, да он и не спрашивал.
Был ему выдал невзрачный конек и небольшой эскорт в виде трех всадников. Город, в который ему предстояло попасть, находился в горах, где-то на северо-востоке, если судить по солнцу. Спутники Публия называли его Хиеросалима2, хотя, несмотря на название, не признавали за ним никакой святости. Название что-то смутно напоминало, и постепенно инженер заподозрил, что это и был город загадочных хибиру, упомянутый старым пьяницей из Мемфиса. Имущества за годы скитаний Публий не нажил, и во вьючные сумки он погрузил лишь смену одежды да легионерский шлем, доставшийся ему от легата Перперны. Дорога шла сначала по равнине, пересекая дубовые рощи, заросли карата – рожкового дерева и диких кипарисов – здесь их не сажали вдоль дорог, как в Кампании. Впрочем, путь по которому следовал Публий со спутниками трудно было назвать дорогой. Это была, скорее, хорошо утоптанная тропа, по которой опытный возница мог провести и не слишком тяжело нагруженную повозку. Но в остальном местность была удивительно похожа на его родную Кампанию, а еще больше – на межгорные равнины Эллады. Попадались им и плодовые деревья, но дикие, с твердыми, несъедобными плодами. Миндаль уже отцвел, но плодов еще не дал, так что приходилось довольствоваться дорожной пищей – сухарями, вяленым мясом серн и наскоро приготовленной похлебкой из фасоли и проса.
Ближе к морю еще можно было увидеть обработанные поля, но дальше на восток началась совершенно дикая местность. На третий день тропа пошла вверх и начала виться среди заросших лесом склонов. Теперь кипарисы преобладали над дубами, появились и сосны, такие же разлапистые и кривые, как и в южной Италии. Здесь Публий впервые увидел кедр и восхитился спокойной мощью этого благородного дерева.
Потребовалось еще два дня неторопливого путешествия, чтобы они начали приближаться к своей цели. Теперь о близости города говорили небольшие деревни, поселки и хутора, окруженные возделанными