экологии. Если эта озоновая карта верна, уровень кислорода в атмосфере поднялся до предсказанного вами значения и ультрафиолетовая радиация наконец то экранируется полностью.
Доктор перевел взгляд с огромной голографической карты Земли на мирно парящего напротив него в невесомости профессора Робура Ларина. Профессор одобрительно кивал словам Фостера, разглаживая когтистым пальцем перепончатой руки густые седые брови.
– Дитрих, мальчик мой, в точности предсказанного я не сомневался, поскольку все в этом мире имеет цикличную природу. Причем не круговую, а природу спирали, когда каждый следующий виток выводит процесс на новый уровень. Истории свойственно повторяться. Каждая новая война масштабнее и страшнее предыдущей. Каждый новый технологический рывок поднимает человечество на новые высоты. Или повергает в новые глубины, как в нашем случае.
Профессор едко засмеялся, но закашлялся и, прочистив горло, продолжил.
Истории Земли в этом вопросе не исключение. Если бы человечество не было столь молодо, в наших письменных источниках был бы зафиксирован циклический путь, который периодически проходит Земля. Несколько столетий подряд мы могли лишь строить разные гипотезы, на основе палеонтологических находок и радионуклидного анализа.
Дитрих Фостер пробежался перепончатыми лапами по сенсорной клавиатуре и изображение на голограмме начало преображаться. Шарик Земли дрогнул, часть суши поднялось из под воды. Затем континенты плавно пришли в движение. Параллельно с этим, шарик начал съёживаться. Когда голограмма уменьшилась примерно вдвое, все континентальные плиты сложились, как гигантская мозаика, полностью покрыв поверхность планеты. Фостер зачарованно наблюдал за рекурсивной трансформацией, бросая периодически оживленный взгляд на Ларина.
– Профессор, а почему теория вашего предка не нашла широкой поддержки в научных кругах еще при его жизни?
Робур Ларин покачал головой и нахмурился.
– Любая наука, это прежде всего система. Система сложившаяся и консервативная. Система, которая имеет свою экономику, которая в свою очередь кормит массу голодных ртов. А истину на хлеб не намажешь. Поэтому, теорию моего пращура вспомнили, когда уже было поздно что-то менять. Впрочем, они бы и не смогли, при всем своем желании. Человечество, в своих жалких попытках удержаться в зоне комфорта, накладывало ограничения на самих себя. Придумывались и подписывались международные протоколы. Целые технологические отрасли попадали под запрет. Велась тщетная борьба со всё нарастающими катаклизмами. А все оказалось намного проще. Может быть сама идея антропогенного воздействия так льстила людям, что они не хотели признавать свое ничтожное положение в масштабах вселенной. Для того, чтобы признать себя блохой, сидящей на слоновьей заднице, нужно поступиться собственной гордыней. Собственной доминантностью. А ведь обратно в воду нас загнали не вредные выбросы промышленности, не изобилие