отпуск оказался испорчен. А сам Гардаш превратился в мишень для таинственных незнакомцев, которые охотились за своей реликвией.
Здесь, в центре Вены, в ненадежном укрытии, ему казалось, что избавься он от шкатулки, и жизнь наладится, вернется к состоянию счастливого полета, которое он испытывал рядом с Катей. Они поедут в Германию, оттуда на пароходе до Хельсинки, где уже был заказан билет на Санкт-Петербург, между прочим, первым классом.
Подумав надо всем этим, Гардаш решил: от минералов избавиться, шкатулку оставить. Потому что он готов был кому угодно сказать: да, судари мои, шкатулку за сто крон жаль.
Он дотянулся до жерла каминной трубы, выставил модули за кирпичную кладку и разжал пальцы. Но камни не собирались падать. Очевидно, это не входило в их планы. Гардаш не поверил своим глазам, но минералы повисли над провалом дымохода, из которого теплый ветерок кружил хлопья сажи. Вопреки закону тяготения они замерли, озарились пурпурным светом, соединились с легким щелчком, и переместились в шкатулку. Ткань выпала, крышка захлопнулась.
Гардаш пришел в ярость и выругался. Он редко матерился, но в данном случае не умел и не хотел по-иному выражать свои чувства.
Он схватил шкатулку, сжал ее, оглядываясь, обо что треснуть ее, но вместо этого поднял над головой и заорал, забыв, что его могут услышать враги. Это был вопль не столько страха и отчаяния, сколько бессилия перед обстоятельствами, из-за которых он попал в эту игру, не зная правил.
Никто не услышал.
Выкурив папиросу и успокоившись, Гардаш положил шкатулку в саквояж и вдруг понял: с этими камешками, которые явно обладают не известными науке свойствами, его жизнь уже не будет прежней. И скорее всего, – не сладкой. Кто-то будто бы решил управлять его судьбой, и уже стал изменять ее, как бы он не противился и что бы ни пытался предпринимать. Гардаш обратился к Богу, моля его только об одном – уберечь свою девчонку, юную жену, 18-летнюю графиню Катю Лозинскую, самое дорогое для него существо на свете.
Над крышами уже занимался рассвет, когда вернувшись к реальности, Гардаш предположил: если бы иезуиты знали отель, то уж точно выследили их. Он потерял слишком много времени, не зная еще о том, что подобная потеря подобна потери крови. Подхватив саквояж, он пошел вдоль крыши, нашел слуховое окно, через которое выбрался на чердак дома, а оттуда спустился на улицу.
Он огляделся. Преследователей нигде не было видно. Гардаш отправился домой.
Но Кати в номере не оказалось. На столе он увидел красную розу в бокале для шампанского и прислоненный к ней конверт.
С недобрыми предчувствиями Гардаш вскрыл его. На бланке отеля торопливым почерком Кати было написано:
«27 июля 1914 года,
отель «Франц Фердинанд».
Алекс, любимый!
Принесли телеграмму: тяжело заболела мама, она в больнице св. Георгия. Отец умоляет приехать. Я ждала тебя, сколько могла, но через час уходит поезд на Санкт-Петербург, а следующий через двое суток. Багаж упакован. Мне нельзя ждать. Я надеюсь, ты поймешь и простишь меня. Возвращайся