в тени. Он пригладил усы. Шелковистая лента обрамляла рот, лишь подчёркивая выразительные подвижные губы. Тонкий нос и высокие скулы выдавали в нём хитреца. Но глаза, это зеркало души, у Хранителя были широко распахнутыми, готовыми вобрать в себя все откровения и чудеса подлунного мира. Так что всякий, кто заглядывал в них хоть разок, тут же проникся доверием к их владельцу.
Базиль встал, быстро переоделся, нахлобучил на голову рыжую лохматую шапку, накинул на плечи такой же рыжий тулуп, стукнул в пол каблуками высоких нарядных сапог и исчез.
Реальность
Я поднялся с лежанки в дедушкиной комнате. День клонился к вечеру. Из всех углов дома наползали зимние холодные сумерки. Только в кухне уже горел свет, и слышались голоса. Егор Гаврилович вернулся со стройки, и баба Маня кормила его то ли обедом, то ли ужином.
В животе моём заныло, заурчало. Как вернулся утром с речки сам не свой, так и ушёл сразу в Изнанку. Побродил немного по округе и залез на чердак. Думал, легче станет. Не стало. Может ну их переживанья все эти сердечные. Вот сейчас как пойду на кухню, как подсяду дедушке, он меня колбаской угостит, и сразу полегчает на душе. Я расправил хвост и тронулся на запах голубцов.
Дедушка был в благодушном настроении, он хитро щурился, подкручивал усы и улыбался. Я запрыгнул на скамейку рядом с ним, подсунул голову под локоть и басовито заурчал – рассказывай, мол, давай, старый. Но он лишь почесал меня за ухом и кликнул бабушку от печки.
– Смотри, кто к нам пришёл, Марь Дмитревна! Корми работника, давай.
– Васенька, голубчик, – бабушка взяла меня на руки. – Проголодался, мой хороший? Сейчас, сейчас я тебе тефтельку положу.
Я зажмурился и запел, замурлыкал как моторчик. Баба Маня точно знает, как спасти разбитое сердце бедного кота. Спрыгнув на пол, я уселся возле своей миски, с вожделением следя за манипуляциями бабушки. Мария Дмитриевна вылавливала из кастрюли круглые тефтельки, разминала их на блюдечке, поливала бульончиком и нахваливала, нахваливала дедушке меня. Судя по её рассказу, мышка, от которой я спас дом была невероятным монстром, расхитителем сокровищ и вандалом, вознамерившимся изгрызть и испортить всё, до чего только доберётся. Дедушка посмеивался в усы и уплетал свои голубцы, поглядывая на меня. Я не обижался, ведь, в конце концов, мышка и впрямь была совсем уж маленькая. Так что пусть дед Егор себе смеётся. Я принялся за еду.
– Знаешь, Маша, я, как только этот сруб20 увидел, сразу понял, что он точь-в-точь под наш проект подходит. И размеры, и стиль. Вот, думаю, Васюта обрадуется. И ведь историческая ценность на лицо – XIX век как-никак. Уж и не думал, что у нас тут где-то такие сохранились. Завтра позвоню хозяину и попрошу поторопиться. Василинка-то на пару дней только приехать сможет. Хочу, чтобы она сама на сборке и присутствовала.
Я встряхнулся и уставился на деда. Тот, как ни в чём не бывало, уплетал свой ужин и, что называется и, в ус не дул, чтобы поделиться информацией