оказались весьма возбуждающими. Ярик, тоже не стремившийся оказаться «нижним» или рабом, тоже получил от произошедшего кайф, и потом мы еще пару раз воспользовались ее великодушием и от души поистязали Ника. Так что слова Марго упали на благодатную почву, как первая капля воды в перезвонном разливе весенней капели, за которой слышится вторая, третья и так далее… А потом это превращается в целую симфонию, и ты начинаешь чувствовать богатство и красоту мелодии… Но далеко мы не заходили, БДСМ не стал постоянным увлечением. Так… эксперимент, и всё. Вспоминаю прочитанную где-то вроде бы финскую пословицу «Пока кот спит, мышь танцует». Так вот мы и танцевали, как те самые мыши, но не дай бог разбудить кота, тут начнутся уже иные танцы… Хотя… хотя… как оказалось, именно кота-то мы и разбудили…
Потом Ярик резко пропал. Гораздо позже я случайно узнал, что он два года сидел в тюрьме за распространение наркотиков. К тому времени я уже понимал, что ВИЧ-инфицирован. Не знал только, от кого и откуда. Слишком много было возможностей. Сейчас-то я знаю, что от него. И хотя больно и обидно от этого предательства, оттого, что он смог так поступить со мной, я все равно ему благодарен. Не подумай, Ким, что я «подставляю другую щеку», этого нет и в помине.
Кастор и Поллукс
Милый, имя тебе легион, Ты одержим, поэтому я не беру телефон, Соблюдаю постельный режим, Но – в зеркале ты, Из крана твой смех, Ты не можешь меня отпустить, А я не могу вас всех…
После Ярика со мной случилось нечто странное, совершенно вылезающее и выбивающееся изо всех возможных рамок и стандартов. Я даже не знаю, как тебе об этом рассказать, потому что до сих пор воспоминания о нем раздирают мою полинялую в страстях душу на части, рвут по живому, словно пыточные инструменты в мрачных казематах Средневековья.
Однажды осенью я тупо сидел вечером в парке на лавочке, кормил суетливых и жадных вечно голодных голубей булкой и пил пиво. Погода была неровная: то солнце, то дождь, да и сейчас сквозь лилово-серые тучи, подсвеченные закатными лучами, проглядывало ослепительно-синее небо. Вдали раздавались голоса детей, играющих в свои простенькие игры, подростков, рассекающих на скейтах, и мамаш, выгуливающих в колясках драгоценных чад, но в выбранном мною закутке царило безлюдье. Над одним из последних в этом году вызывающе желтых цветков настойчиво вился непонятно откуда взявшийся крупный и красивый махаон.
Вдруг словно из ниоткуда появившийся перед моим лицом молодой человек показал жестом на скамейку и спросил:
– Я вам не помешаю?
– Садись.
– Вы что здесь делаете?
– Туплю.
– Оригинальный ответ.
Я посмотрел на него. Длинные льняные кудри до плеч, борода, скрывающая, скорее всего, безвольный подбородок и чувственные пухлые губы, белесовато-рыжие ресницы, кроткие и доброжелательные серые глаза. Весь его облик гармонировал со свободного покроя блузой песочного оттенка