одеждой у них спрятано оружие – их допотопные полицейские нейтрализаторы, в простонародье – глушители мыслей, продукт устаревших технологий «первой странной войны». Насколько я знаю, это оружия при применении издавало запах ночной фиалки. Я пожалел, что оставил свой револьвер дома. Они дошли до позеленевших коней Росси и закурили, уставившись на воды Фонтанки. Сеял мелкий дождь. Рядом с опорами из-под воды торчала рубка прогулочного катера.
Я оглянулся и едва разглядел Леху – маленького, коренастого, плотно сбитого. Даже фамилия у него была соответствующая – Круглов. Его камуфляжная майка и шаровары неимоверной ширины, в карманах которых можно было найти все, начиная от шурупа и заканчивая фонариком, совершенно растворялись на фоне буйной зелени. К тому же зонт идеально повторял форму карликовых дубов – единственных рукотворных деревьев, которые были высажены до Фонтанки вдоль Невского. Перед тем как покинуть рюмочную, я вставил себе в ухо «ракушку» – приемопередатчик, который использовал лобную кость как фазовую антенну с направленным лучом. Засечь такой источник было крайне трудно, но и разговаривать с помощью его можно было только на расстоянии не более восьмиста метров. Информация в «ракушке» шифровалась и дешифровалась с такой скоростью, что это практически не отражалось на наших разговорах.
Мои соглядатаи выкурили по сигарете, потоптались и перешли на другую сторону. Зато на мост ступила женщина под прозрачным зонтом. Я перегнулся, посмотрел на воду, плюнул на затопленную рубку, обошел коня и ступил на берег Фонтанки.
– Они идут следом… – Услышал я голос Лехи и резко остановился.
Полицейские сделали вид, что рассматривают тротуар. А что им еще оставалось делать? В этом месте Невский был слишком широким, и акации еще не сомкнули кроны над крышами домов, поэтому я разглядел полицейских лучше. Низенький был сладострастным убийцей. У него было широкое, как блин, лицо в ярких девичьих веснушках и пухлые детские губы. Высокий был злым, как черт, черным, как может быть черна зола, узколицым и сухим, как щепа. Вместо общепринятых сандалий, он носил высокие туфли с острыми носками и металлической вставкой на каблуке. Мне стало ясно, что в такой обуви из пижона плохой бегун. Вначале я их «дернул»: сделал два быстрых шага вниз к воде. У них была плохая реакция, но оба тут же взмокли от лишних усилий. Климат не располагал к нагрузкам. Я вздохнул с облегчением – они не были уполномочены стрелять. После этого я демонстративно сложил зонт, чем привел их в боевую готовность. Они просто не знали, с кем связались. У них не было никаких шансов. Дело в том, что у жителей Марса легкие больше, чем у землян, а сердце выносливее за счет разряженной атмосферы. К тому же все предыдущие годы я регулярно занимался бегом, а в детстве – спринтом на лыжах. В университете же я был чемпионом на длинные дистанции.
Следующие десять минуты я бежал: Графский переулок, улица Рубинштейна. Все эти улочки мне были хорошо знакомы. Владимирский проспект, Дмитриевский