комнатах начинается возня, кто-то кричит: «Остановите эту чертову музыку», хлопают двери, гремят рукомойники. А патефон все орет и орет.
Так просыпается наш дом. Мы должны прийти на завтрак раньше всех и все вместе. Наумыч приказал, чтобы с первого же дня к завтраку приходили без опозданий.
Мы выходим из дома.
Какая тишина! Солнца не видно, оно спряталось за густую пелену низких серых облаков. Медленно, с легким шорохом ползут по бухте льдины. Далекие острова и купола ледников – в белесоватой легкой дымке тумана.
Вот здесь несколько часов назад стоял пароход, гремели лебедки, перекликались матросы. А сейчас – тишина, покой, пустыня. И место, где стоял пароход, уже затянула тонкая корочка молодого льда.
Вдалеке по берегу бредет человек. «Ну, мало ли кто это может ходить», – равнодушно думаю я, и вдруг мне становится почти страшно. Ведь это же обязательно кто-нибудь из наших! Кроме нас, двадцати человек, никто ведь не живет на тысячи верст кругом! Целый год ни один человек, чужой, посторонний человек, не пройдет по берегу, не подплывет на лодке, не зайдет вечером на огонек.
В кают-компании еще никого нет. Костя Иваненко бродит по кухне, ворчит и чертыхается.
– Черт их знает, где у них блюдца. Весь дом обыскал, нет блюдцев. Что они их, с собой, что ли, увезли?
– А ты по радио запроси – где, мол, у вас, ребята, блюдца? – советует Ромашников.
– Робинзон Крузо двадцать лет без блюдца чай пил, а мы уж один год не можем, – говорит Боря Маленький, наливая кофе в большую кружку.
Шорохов перестает намазывать маслом хлеб, кладет нож.
– То есть как это без блюдцев? Мало ли кто без блюдцев чай пил! Придумал тоже – Робинзон Крузо! Робинзон Крузо, брат ты мой, кто был? Робинзон Крузо был дикарь, а тебе стыдно бы такие вещи говорить…
Приходит Наумыч. Он по-хозяйски оглядывает накрытые столы, потом идет на кухню, чтобы распорядиться насчет обеда, и, вернувшись, грузно садится на свое место – во главе большого стола.
Один за другим сходятся зимовщики в кают-компанию.
– Камчатка-то первая привалила, – говорит кто-то, и наш дом сразу и на весь год получает прозвище «Камчатка», а мы, его обитатели, – камчадалов.
Каждого входящего в кают-компанию встречают веселым криком:
– Здорово! Доброе утро! Садись к нам! К нам, к нам давай!
Стремоухов заходит в кают-компанию прямо в шапке, и Наумыч отправляет его назад в коридор, где у нас устроена вешалка.
– Разденься! Не в шинок лезешь!
Звенят стаканы, ножи, тарелки.
Мы наперебой рассказываем друг другу, кто видел какой сон и как трудно было сразу, проснувшись, сообразить, где ты, и как будили Борю Маленького. А Гриша Быстров немедленно предлагает сконструировать для Бори автоматический будильник безобидного действия, чтобы в 7 часов утра опрокидывалось на Борю ведро воды или падало тяжелое полено.
– Очень просто! – горячится Гриша. – Ей-богу, могу сделать.
И сразу начинает чертить вилкой на клеенке параллелограммы сил и равнодействующие.
Вдруг