Татьяна Булатова

Мама мыла раму


Скачать книгу

виновато закивала головкой-луковкой.

      – Вот и пей.

      Луковка снова кивнула.

      – Пей. И иди музыкой занимайся. Вообще обленилась. За целый день к инструменту не подошла.

      Катя залилась краской и отодвинула чашку в сторону.

      – Разольешь! – прикрикнула Антонина, после чего девочка старательно поправила чашку и вынула из нее ложку.

      – Иди занимайся. Уроки сделала?

      Катя кивнула.

      – Форму погладила?

      Еще кивок.

      – Трусы? Чулки?

      – Ма-а-ама… – смущенно пискнула дочь.

      – Что «ма-а-ма»? – с искренним облегчением разразилась Антонина Ивановна. – Что-о-о-о «ма-а-а-ма»?

      – Ничего, – ответила Катя и встала со стула.

      – Ты… на мать… так… не смотри! – старательно, как на приеме у логопеда, выговаривая все слоги, отчеканила Антонина и взяла паузу. – И не огрызайся!

      Катя, как стойкий оловянный солдатик, повернулась на одной ноге и понуро направилась в комнату, в присутствии гостей почтительно называвшуюся «детская».

      – И не дерзи матери! – прикрикнула, распаляясь, старшая Самохвалова в луковичный затылок. – Видала, Ева?!

      Ева Соломоновна старательно сложила блестящие после жирной самохваловской еды губы и укоризненно помотала головой. Если по совести, то ничего из ряда вон выходящего в Катином поведении за столом она не заметила: ни вызова, ни дерзости. Мало того, ее большое еврейское сердце бухало в груди от зависти. Ева была бездетна. Ей бы такую луковичку за столом! Она бы целовала ее в затылок.

      Но существовала еще и многолетняя дружба с Антониной Самохваловой, и эта дружба требовала соблюдения приличий. Поэтому Ева Соломоновна старалась изо всех сил: поджимала губы, если того требовала ситуация, искренне возмущалась и даже давала советы дидактического характера. Потом – мучилась, потому что похороненное заживо материнство Евочки Шенкель требовало сатисфакции.

      Для этого Главная Подруга Семьи откладывала юбилейные железные рубли.

      – Возьми, Котя, монетку.

      – Не надо, – скорее по привычке отказывалась девочка.

      – Это от тети Евы. На память.

      Катя искала глазами мать. Ева Соломоновна перехватывала взгляд девочки и шепотом говорила:

      – Не надо никому говорить. Это тебе, бат.

      Катя покрывалась пятнами и прятала монетку в ящик письменного стола. Тетя Ева удовлетворенно поджимала губы и робко гладила девочку по голове, проговаривая про себя: «Бат, бат, бат, бат…» «Бат» по-еврейски – дочка. Главная Подруга Семьи хитрила: никому ж не понятно, только ей одной. Зато по справедливости! А что, разве она не мать? Подумаешь, без детей. Своих растить – дело нехитрое. Попробуй чужого вынянчить и своим не назвать! Такое только Еве Соломоновне под силу: оттого и появилось это зашифрованное «бат». И никто не спросил, что же оно значит. Бат так бат. Ева так Ева!

      Когда в поле зрения появлялась Антонина, от заговора не оставалось и следа. Женщины отправлялись накрывать на стол,