развития комплекса неполноценности: а) мужа, б) жены, в) третьего лица»… А специально для Згаша Груви дополнительный вопрос…
И тут я проснулся в холодном поту.
Несколько дней спустя я в одиночестве сидел за большим накрытым столом и уныло ковырялся ложкой в миске с овсянкой. Эх, где вы, разносолы госпожи Гражины? Почтенная госпожа Труда, сгорбленная старуха восьмидесяти лет, кажется, умела готовить только три блюда: овсянку, яичницу и овощной суп. Причем если она забывала вовремя снять этот последний с огня, вода вся выкипала, и тогда вместо супа подавалось слегка пригорелое овощное месиво. Из напитков предлагались либо домашняя сливянка, либо козье молоко, либо простая вода. М-да, разбаловался ты, мастер Згаш Груви! Забыл, как совсем недавно был голодным студентом и мог слопать старые кожаные сапоги, если за несколько дней до очередной стипендии заканчивались деньги и запасы еды. Правда, иногородних студиозусов подкармливали в столовой, но поварами там служили монахи и трудились они спустя рукава, явно действуя по принципу: «Интересно, а они вот это сожрут?»
Единственным плюсом местной кухни было то, что ко всем этим блюдам прилагались толстые, с палец, куски кровяной колбасы, а однажды я удостоился даже обрезков копченого окорока. Как мне, недовольно морщась и кривясь, объяснила госпожа Труда, если молодой господарь желает разносолов, то пусть сам их и покупает, благо до ближайшей продуктовой лавки не так далеко. Десять злотых в месяц – достаточно большая сумма для того, чтобы совсем перебраться столоваться в ближайший трактир, но привычка экономить уже так прочно сидела внутри, что я продолжал давиться овсянкой, яичницей и супом-пюре, решив держаться до последнего.
Первые три дня миновали, лишенные каких бы то ни было событий. В ожидании заказов я исследовал дом вдоль и поперек. Как мне объяснили, ходить я могу везде, кроме запертых комнат. Таковых оказалось всего три – спальня хозяина, спальня хозяйки и комнатка, которую они приготовили для будущего малыша. Что ж, вполне логично, тем более что в моем распоряжении оказалась обширная библиотека, лаборатория и что-то вроде музея. В этом доме, оказывается, жило уже три поколения некромантов – мэтр Йож Белла был четвертым, – и каждый оставил что-то о себе на память. Старинные гравюры, личные вещи, обрывки шкур разных тварей – кто-то из его родственников был членом гильдии ведьмаков, то ли двоюродный дед, то ли троюродный дядя по отцовской линии, – черепа и кости, использованные и потому бесполезные артефакты, камни необычной формы, засушенные листья и цветы редких растений, чьи-то дневниковые записи. Некоторые экспонаты еще можно было использовать на практике. Особенно впечатлила голова упыря, прибитая над камином. Выражение лица не поддавалось описанию. А вот снятая чулком шкура волкодлака произвела тягостное впечатление. У мэтра Куббика, помнится, был знакомый волкодлак. Явившись в Большие Звездуны летом в разгар описанных событий, он прожил в доме до первого снега, потом исчез и с тех пор не подавал вестей.
На четвертый день стало скучно. Если весь месяц