говорит, что у тебя она пластилиновая. Смотри, я даже твои волосы в нее закатала.
Внимательно разглядев безобразную подделку, я тяжело вздыхаю.
– Чудно. Положи это на стол. После школы я решу, куда ее определить.
Счастливая Аришка скачет к письменному столу, а я влезаю в приготовленные с вечера вещи. Бежевые колготки в снежинку и болотного цвета платье – не фонтан прикид, но максимально удобный. Мои зимние валенки на шнуровке отлично дополнят скучный образ, а цветастый шарф его разбавит.
Сегодня я решаю оставить волосы распущенными и не мучаю их тугой резинкой. Из макияжа на мне гигиеническая помада. Из украшений – рюкзак.
– Ты написала стишок для меня? – спрашивает Арина, листая мой блокнотик.
Я ревниво вырываю его из рук сестренки и прячу в рюкзаке, между учебником химии и дневником, чтобы не помялся.
– Извини, малыш, но последнее время я не могу писать. Нет вдохновения.
– Это потому что тебе надо влюбится, – неожиданно заявляет она. – Я вот когда в Гришку Семенова влюбляюсь, то сразу же танцевать хочу и рисовать.
Мне смешно и завидно. Аришка с ног до головы покрыта зеленкой, так как недавно подхватила ветрянку, но все равно чувствует себя принцессой. Девчонка смотрит на свое отражение с неподдельным восхищением, пусть и напоминает жабу. Мне есть чему у нее поучиться. Определенно.
– Пожалуйста, влюбляйся в своего Гришку реже, чем пять раз в месяц, – улыбаясь, прошу я. – Ты изрисовала все мои учебники, а мне их еще в библиотеку сдавать.
– Договорились. Но с тебя стишок.
Я пытаюсь быстро проскочить мимо кухни и незаметно покинуть квартиру, но профессиональный взор моей мамы улавливает любое движение, пусть даже это микроскопическая пылинка в воздухе. Иногда ее назойливость пугает.
– Куда это ты? – возмущается она. – А завтрак? Моя рука ложится на сердце.
– Я не голодна, мам. Честно. Прости, опаздываю.
– Глупости, – не сдается она. – До начала уроков еще целых полтора часа. Зачем ты всегда выходишь так рано? Ты что-то скрываешь?
– Я? Нет, конечно.
Блондинистая женщина в дверном проеме смотрит вынуждающим взглядом, нервно трясет ногой, отчего мне приходится сдаться. Я бросаю рюкзак на стойку с обувью и лениво волочусь на кухню. На глаза сразу же попадается тарелка с жирными сырниками и шматок пожелтевшей сметаны.
Гадость.
– Доброе утро, дочка.
Здесь папа, он пьет чай, читает газету и успевает слушать новости – дает фору Цезарю, а мама насильно усаживает меня на стул и открыто оценивает мой внешний вид. Ненавижу, когда она так делает. Это невероятно напрягает. Бесит. Убивает.
Сырник встает поперек горла и буквально душит. Я закашливаюсь.
– Это тебе, – мама бросает на стол небольшой ежедневник. На нем рисованная девчонка, она прячется под зонтом от огромных алых капель.
– Что это?
– Менструальный блокнот, – невозмутимо заявляет она, и я снова давлюсь, а вот отец настойчивее утыкается