молодой врач-эсэсовец, вероятно привыкший к такого рода вещам, весело погрузил руки в резиновых перчатках в этот несусветный ужас, перечисляя названия различных органов, один за другим.
Франц, стоявший рядом со мной, почувствовал дурноту, его пришлось вывести наружу. Другой парень упал в обморок там, где стоял, в полуметре от трупов.
Молодой врач просвещал нас во всех подробностях. Он ловко вскрывал ножом мужские и женские репродуктивные органы. Скрежещущий звук ножниц, разрезающих лобковые сращения, производил омерзительное впечатление. Просто потому, что мы не привыкли к этому.
Резкими движениями врач произвел сечения ноги трупа, и нас заставили поставить кровоостанавливающие зажимы на артерии. В случае сильного кровотечения процедура гораздо эффективнее простого наложения жгута, который, как объяснял нам инструктор, неудобен тем, что сдерживает и даже останавливает кровоток в конечности.
Этим все не кончилось. Врач-эсэсовец заставил нас снова прикоснуться к телам. Нам пришлось демонстрировать свои способности делать внутривенные инъекции.
Рука женщины дряблая, вялая и очень холодная. Не знаю, проходила ли игла в вену или застревала в побуревшей плоти. Знаю только, что впоследствии я потратил добрых полчаса, чтобы отмыть руки. В моем воображении все, к чему я прикасался, смердело и ощущалось как труп.
Зима. 1940 год. На Западе война. Или, точнее, она еще не началась.
Англия и Франция, в безумном стремлении нас уничтожить с целью помочь «бедной Польше», терпеливо ожидают своего часа за линией Мажино.
Что касается Польши, то она некоторое время не упоминается.
Празднование 30 января, годовщины прихода нацистов к власти, в этом году было особенно торжественным.
Нам предоставили честь пройти парадным шагом перед фюрером в Мюнхене.
Весь город украсили флагами. Шагая гусиным шагом, мы прошли мимо трибуны, где рядом с канцлером сидели Герман Геринг, Геббельс, адмиралы Редер, Дёниц и несколько генералов, имен которых я не знаю.
Оркестр люфтваффе выстроился рядом с импозантной группой руководителей рейха, принимающей парад, и играл гимн «Хорста Весселя». Мы присоединились к пению, перед тем как пройти перед трибуной.
Весна. 1940 год. Несколько дней назад я явился в госпиталь.
Меня послал туда старший офицер медицинской службы, которого я встретил, когда первый раз прибыл в замок. Я вошел и остановился в ожидании.
Врач привел в порядок бумаги, разбросанные на столе, и встал.
– У меня к вам два вопроса, Нойман. Весьма важных вопроса.
Казалось, он колебался. Черты его лица выражали расположение и доброжелательность, но глаза были строги.
– Мы навели справки о вашей родословной. Вашей лично и семьи. Поздравляю. Вы истинный ариец. Мы проследили вашу родословную до XVIII столетия и убедились в том, что ваши предки чистокровные немцы.
Он прошелся вокруг стола и жестом предложил мне сесть в кресло. Я подчинился, несколько удивленный. Офицер