разобраться самому в убийстве, а также даст понять, что Ярд Блевинсу вполне доверяет, то не последует дальнейших официальных придирок.
Но Хэмиша убедить было труднее. «Да тебя беспокоит совсем не этот труп! – тараторил он. – Ты все еще не можешь выкинуть из головы Шотландию. Ты не хочешь вернуться в Лондон и приступить к работе, потому что не готов взглянуть в лицо жизни».
– Но с меня сняли повязку, и, как только я вернусь, доктор выпишет меня.
«Это не одно и то же – освободиться от бандажа и примириться в душе с Шотландией».
– Когда вернусь в Лондон, я покончу и с этим.
«Ты уверен? Тогда почему сейчас едешь на север?»
Дорога из Нориджа к Остерли вела через гряду округлых холмов и была весьма живописной. В крохотных долинах ютились редкие деревеньки, с каменными или кирпичными домиками. Все еще свежая трава зеленела на склонах холмов под прикрытием лесополос, и на них паслись многочисленные стада толстых овец, к зиме они отрастили густую шерсть. Все было так не похоже на Францию с разрушенными домами и торчавшими из руин каминными трубами вдоль всей линии фронта. Сейчас Ратлидж даже забыл, что была война, как будто вернулся вновь в 1914-й, словно здесь ничего не изменилось. Но на самом деле изменилось и никогда не станет прежним.
Для Хэмиша это была благодатная земля – мирная и богатая, где жить гораздо легче, чем в скалистых горах Северной Шотландии. Но именно суровость жизни, по мнению Хэмиша, и делала из шотландцев прекрасных воинов.
– Норфолк тоже прославился своими хорошими солдатами, – напомнил ему Ратлидж. Но для Хэмиша это были разные вещи: одних хорошо научили, а у вторых это было в крови, впиталось с молоком матери.
Даже когда они сидели в траншее, Хэмиш любил приводить исторические примеры на эту тему. Некоторые относились к двенадцатому веку, когда шотландцы проявили особую отвагу. Их образ жизни, по мнению Ратлиджа, никогда не сделает человека процветающим, но придает гордость и силу духа плюс врожденную храбрость.
Мили бежали одна за другой. Дорога, сделав очередной поворот, нырнула между двух холмов, и взору Ратлиджа открылись просторы болот, в это время года окрашенные зимней палитрой цветов – красно-коричневым, желтым и золотистым. Он съехал к обочине у развилки и долго любовался ландшафтом – надо признать, что небольшая Англия тоже имеет свою, своеобразную красоту.
Дорога раздваивалась – направо к Кли, налево к Ханстентону. Она тянулась по кромке болот, пропадая вдали. Ратлидж поехал налево, и вскоре северо-западный ветер принес крики чаек с гряды дюн вдоль берега моря. Через несколько миль он въехал на окраину небольшого городка, скорее деревни, распластавшегося под огромным колпаком серого неба, вобравшего цвет невидимой воды болот.
Небо сейчас не было похоже на знаменитое «Небо Констебла». Художник изобразил горизонт с широкой грядой облаков, пронизанных светом, природу, где жили сельские люди, простоту и неприхотливость их дней. Фермерские дети