Вы просто не отведёте меня в участок и не начнёте допрашивать? Почему вы мучаете меня, товарищ следователь? – спокойный голос начал срываться на крик. Я порядком её достал своей медлительностью.
А ты была права. Ожидание – это самое худшее из вещей. Ты хотела, чтобы всё наконец закончилось, а я томил тебя, не давая внятного ответа, вызывая на разговоры. Хуже наказания и не придумать. Но я не за этим пришёл. Я и сам в полном смятении.
– Мучаю? Нет, совсем нет. Я хотел просто поговорить с тобой. Как я и сказал, у меня на тебя ничего нет. Но поговорить мы обязаны. Ты же не можешь отрицать этого? – мой голос стал более настойчив в тон девушке. Но я был осторожен: не хотелось бы перейти ту грань вежливой настойчивости и грубости.
Я ещё немного побродил глазами по залу, нарочно не смотря на даму в чёрном. А потом резко посмотрел прямо ей в глаза. В её большие чёрные глаза. Они были по-настоящему прекрасны. Обладательница этих очей могла быть грубой, даже жестокой, но эти прекрасные глаза никогда не врали. Кира умела скрывать свои чувства и эмоции, но глаза её, грустные и отчаянные, всегда говорили мне правду. Когда я закончу, от неё останутся только её плачущие прекрасные глаза, молящие убить их обладательницу. Но я никогда этого не сделаю.
Девушка почувствовала себя некомфортно от моего прямого изучающего взгляда и, потупив взор, направилась к выходу, обогнув меня. Я поднял музыкальный инструмент, безразлично оставленный на полу своей хозяйкой, и провёл смычком по оставшимся струнам. То, что я играть не умею, стало понятно с первой секунды. Господи, я чуть не оглох. Я поморщился и оставил идею стать великим скрипачом. Кира обернулась на противный звук уже у выхода и усмехнулась. Она всегда была так скупа на эмоции…
***
Она снова заказала чашку воды. Я уже привык. Сам любил когда-то с тремя, нет, с четырьмя ложками сахара. Но она не любила. Она ненавидела этот напиток.
– Товарищ следователь… – начала она после трёх минут крайне неловкого молчания и созерцания чистого голубого неба в окне, но я её перебил:
– Почему ты не зовёшь меня по имени, Кира? – это было немного грубо и невежественно – совершенно не в моём характере – но меня порядком достало это прозвище. Я должен был об этом сказать.
– Я не знаю, – задумчиво ответила она.
Она знала. И я знал. Но вслух это произносить было неловко и странно. Моё имя напоминало ей её мёртвого друга, хотя имена у нас и не одинаковы. Но схожесть есть, не спорю. Это немного неудобная ситуация для нас обоих, но всё же я тогда надеялся, что она однажды назовёт меня по имени, а не по глупому прозвищу.
– Шторы у вас в зале как будто кровью по стенам стекают, – решил возобновить я наш неловкий разговор.
– Вы тоже заметили, – хмыкнула Кира.
– Мне не нравится, – честно поделился я.
– А мне наоборот, – парировала девушка.
Снова наступила тишина. Если бы шторы были хотя бы синими или жёлтыми, было бы намного лучше. Кто умудрился купить такие багряные мрачные