Вроде серии плохого бандитского сериала, где главного героя увозят в лес и заставляют копать могилу – и непременно голышом. Облепленная смерзшейся грязью и снегом лопата. Бьющий в глаза свет фар. Мрачные силуэты и холодный блеск на затворе «Калаша». Спаси и сохрани, сука.
Светало. За окном и в голове. Марк обшарил себя: лопатник на месте, дудка тоже. Уже что-то. Из внутреннего кармана пуховика посыпались купюры максимального номинала вперемешку с мелкими долларовыми бумажками. С этим предстояло разобраться позже. Как и со вторым мобильником, обнаруженным тут же, на заднем сидении. Трубка была отключена и могла принадлежать кому угодно, включая Гендальфа, Фродо и Волан-де-Морта.
Рядом тлело морозное февральское утро. Синий тон переходил в белый – все пустое, одинаковое. Обочины и стылые дворы спальных районов не вызывали привычного омерзения. Напротив. Ранние часы перед восходом солнца с их странной многозначительностью и чеховскими умолчаниями заставляли душу возвышенно шевелиться под грудой пропахшей табаком одежды. Христос недаром воскрес на рассвете.
Машина натужно завыла, вкатываясь на лесистый пригорок. Городские выселки. Редкие болезненно-худые березы вырастали из снежных наносов. Зима в этом году выдалась обильная, хотя большую ее часть Марк, к счастью, не застал. Сегодня его окружала Сибирь, и здесь не было, не могло быть другого и по-другому. Умрешь – начнешь опять сначала. И повторится все, как встарь.
Он начал узнавать окрестности. Вновь потянулись ряды взгромоздившихся на пологие холмы пятиэтажек. Это был его район. Родное гетто. Никаких бандитов и неглубокой могилы в лесу. Просто еще одно утро без конца и начала, когда алкогольный дурман сменяет бездна трезвости. Машина остановилась в знакомом дворе. Марк потянулся к бумажнику, но таксист холодно пресек порыв: «Уплачено». Дела… Интересно, кому он обязан внезапной щедростью? С этим также предстояло разобраться позже. Как и со многим-многим другим.
Такси отчалило, визжа голой резиной по укатанному снегольду. Марк пошел в сторону подъездной двери. Его слегка покачивало. У самого крыльца в кармане джинс внезапно загудел один из мобильников. Глухая хрипотца в голосе Федора намекала на старт уничтожительного похмелья.
– Ты жив? – спросил Федор.
– А ты?
– Я уже на работе.
– Опять перегаром коллег пугаешь? Тебя точно уволят.
– Я уже на испытательном сроке. Если начальник сейчас придет, мне конец. Ты из Квартала-то выбрался? Чем дело кончилось?
– На районе. Там такое творилось…
– Дрался опять?
– Скорее нарывался на праведный удар по харе. Я почти ничо не помню.
– Не удивлен. Так что у тебя с Авророй?
– Как в той песне Высоцкого, только наоборот.
– Это где про Париж?
– Нет, где про стены с обоями.
– Так-так, значит: «Хорошо, что вдова все смогла пережить, пожалела тебя и взяла к себе жить?»
– Ага.
– А почему наоборот?
– Не вдова и не взяла.
– Правильно сделала.
– Вот именно.
––
Интерлюдия
«Крым»
Осенью