к едва затлевшему огоньку его перерождения, боялась неверным словом взбаламутить еще полную мути воду, где частички грязи только начали оседать.
В день первого экзамена она позвала его, замученного неимоверным объемом выученного, но уверенно-спокойного, на прогулку к озеру; ей хотелось отвести напряжение брата перед столь важным испытанием, выразить поддержку, все казавшуюся ей недостаточной.
В густых гривах деревьев, сливаясь с тонкими извилистыми стволами, трелили пересмешники, отвлекая мысли с экзаменов на лето, отдых и близость трех безмятежных месяцев. Солнце отбрасывало блестящий полноцветный отсвет с листьев и озера, замерших в каком-то каменном ожидании. Хоть ветер и не доставлял океанскую влажность, но стоячий воздух раскалялся, беспощадно обжигая в солнечных местах и лишь слегка ослабевая в тени. Тонкие обрывки облаков, напоминающие разодранные шелковые волокна, изредка занимали крохотные куски лазурного небосвода.
– Я ведь так и не извинилась за разбитую машину, – сказала Диана с застенчивой улыбкой. Эдди усмехнулся.
– Хотел бы я увидеть, как это выглядело. Чем все-таки ты разбила стекло?
– Ногами. Я представила, что приземляюсь на лед после прыжка.
– Ты могла поранить себя.
– Я была к этому готова. Помнишь, два года назад на тренировке я упала и рассекла руку об конек другой фигуристки? – Она указала на бледный крохотный шрам выше локтя правой руки.
– Как не помнить. Ты здорово напугала меня тогда.
– С тех пор я не боюсь мелких ссадин. Было даже интересно, почему осколки не разлетались. Так устроены ветровые стекла?
– Да, родная. Их делают безопасными на случай, если тебе захочется их разбить.
Он обнял ее исполинской рукой, подвинул к себе и звонко чмокнул в лоб.
– Я благодарен тебе за это. Можешь не поверить, но именно после того случая я впервые задумался, что же со мной не так.
– После того случая! Именно после него? – Диана задумалась, решив, что, если брат сам указал на событие, толкнувшее его к перемене, значит, можно смело об этом говорить. – Какие мы, люди, непонятные. Пока нам кругом твердят одно, мы глухи и возмущаемся. Как только та же мысль выражается по-другому, мы будто прозреваем. – Она ласково смотрела на брата, прижималась к нему, точно желая после душевного сближения приблизить и его самого. Год хронической разлуки был слишком тяжел, чтобы не приобрести навязчивого желания непрестанно быть в его объятиях, любить, находиться рядом и неизбывно прощать блудного брата.
– Ты не знаешь, а во время каникул я частенько прохаживался у нашего дома и заглядывал в окно твоей спальни.
– Вот как?
– Видел твои молитвы, как ты припадала локтями к кровати, поднимала голову и с зажмуренными глазами быстро говорила. Слышал, как ты молилась обо мне. Я бы не обратил никакого внимания на эту молитву от кого