было уже не разобрать человек ли кричит на зверя, или яростно друг на друга ревут два хозяина леса.
– Ну, как тебе, Данька? Такую тебе историю подавай? – К концу рассказа дед заметно погрустнел, но когда обратился к внуку, широко улыбнулся, оголяя двадцать девять желтоватых зуба.
– Это, деда – Даня задумчиво почмокал. Дед в этот раз рассказывал по-особенному вовлечено – обычно он быстро выкладывал заученные речи, целовал внука в лоб и уходил. – всем историям история. – Даня опять протягивал «О» – Давай еще одну, можно короткую, ты шибко интересно сегодня рассказываешь.
– Ладно – простодушно пожал плечами дед, рассеянно рассматривая пейзаж за окном – бабка все равно уж ворчать будет, мол задержались поздно. Давай еще чуток посидим.
Пригнулся дед, опершись локтями к колена и обхватив голову. Еще раз поискал зрачками, в этот раз он делал это немного дольше, вздохнул и начал.
– Что ж – дед облизнулся и натянул на потрескавшиеся от старости, сморщенные губы улыбку – приступим….
…День ото дня, потихоньку жил обычный, серый ворон. Искал он себе пищу, просыпался, засыпал, временами, от нечего делать, каркал в унисон с собратьями. Но не было в нем чувства единства с другими воронами. Он их ненавидел всей душой. Они казались ему одинаковыми – тупыми, злобными. Долго грустным, непонимающим взглядом сверлил и свое отражение в воде.
Вот однажды он решил избавить себя от всего этого кошмара. Улетел с насиженных мест, искать что-то новое, искать, что-то, что поможет ему найти себя. И через какое-то время ворон обнаружился в незнакомом березовом лесу. Посреди леса, на опушке, в кучке пыли и грязи, лежала птица. Она лежала, беспомощно хлопая глазами, неспособная даже двигаться Подчинись ворон своему нутру, он бы съел эту птицу как. Но он чувствовал отвращение к своему естеству. Поэтому решил воспротивиться ему. Решил поступить, как ему хотелось. Иначе.
Ворон остался с погибающей птицей. Днями на пролёт он каркал, пытаясь подбодрить несчастную. Долго пропадал в лесу. Приносил ей семена, ягоды и прочую пищу, но умирающая не принимала еды, а только смотрела на ворона, неспособными ничего выразить глазами. День ото дня кучка серой пыли под птицей уменьшалась, в то время, как птица здоровела.
Ворон этого не замечал, он был слишком увлечен опекой. Со временем птица стала двигаться, покрылась перьями. Ворон все ещё был рядом и радостно каркал. Он ненавидел себя за то, что умеет издавать только этот звук, но ничего другого он не мог.
И однажды, птица встала, выпрямилась, ростом превысив ворона раза в два. С переливистым, громким криком она покрылась пламенем. Ворон был удивлен и раздосадован. Он видел, насколько птица прекрасна и чувствовал, что она сейчас улетит. Он было хотел выщипать ее перышки, но, когда подошел, от жара перья ворона выгорели, стали словно снег.
Ворон подлетел к озеру и посмотрел в отражение. Он теперь выглядел так, как ощущал себя