Кристофера я общался со многими молодыми людьми, и все отмечали, что его книги проникают глубоко в душу. Я не преувеличу, сказав: мало кто, как Кристофер, умел вести с читателем задушевный разговор. Но вдобавок было еще нечто особенное в его дерзкой отваге, в реактивной работе ума, в сочетании дружелюбия и непредсказуемости – и это притягивало людей от двадцати до тридцати лет. Так в свое время привлекал Хантер С. Томпсон[4], оказавший сильнейшее влияние на предыдущее поколение. Эмиль Хирш спросил меня, не состоится ли какой-нибудь вечер памяти Кристофера, и я ответил, что предварительно мы планируем провести его в Нью-Йорке 20 апреля[5].
Вечер действительно состоялся 20 апреля в Большом зале Купер-Юнион в Гринвич-Виллидж. Мои коллеги по журналу Vanity Fair Эми Белл (редактор Кристофера в нашем журнале[6]) и Сара Маркс организовали чтения – каждый прочитал отрывок из книг Кристофера. Мы хотели, чтобы наша программа была теплой и проникнутой духом любви, но в то же время далекой от сентиментальности и позерства. Многие писатели пришли, чтобы отдать дань памяти Кристофера и высказать слова соболезнования его вдове Кэрол и троим детям. На церемонии выступили Мартин Эмис[7], Том Стоппард[8], Салман Рушди[9], Иэн Макьюэн[10] и Джеймс Фентон[11]. Пришли Анна Винтур[12], Дэвид Ремник[13], Джем Келли[14] и Рик Стенгел[15].
Присутствовали брат Кристофера Питер[16], Эндрю Салливен[17], Кристофер Бакли[18], Эндрю и Лесли Кокберн[19] с дочерью, замечательная актриса Оливия Уайлд[20]. Пришел брат Эндрю Патрик. Администрация президента Буша была представлена бывшим заместителем министра обороны Полом Вулфовицем[21]; его присутствие напомнило о причудливом повороте судьбы Кристофера – участии в иракской войне. Из Голливуда приехал Шон Пенн[22]. И мне было очень приятно увидеть юного мистера Хирша.
После окончания вечера участники собрались в находящемся поблизости ресторане Waverly Inn. Греясь на солнышке, мы вспоминали Кристофера за бокалом вина и сигаретами. У этого окрашенного скорбью дня возникло магическое свойство – он не заканчивался: вечер перешел в ночь, ночь – в утро, а мы, десяток или более осиротевших близких, все еще не расходились. Для нас вечер памяти Кристофера стал, как сказали бы в 1960-е гг., хеппенингом[23], и мы не скоро его забудем.
Кристофер был исключительным человеком – остроумным, обаятельным, сложным, безгранично преданным своим друзьям. Он обладал поразительной жаждой жизни, наслаждался сигаретами, виски, общением, прекрасными книгами, содержательной беседой. А главное, он бесконечно восхищался чудом бытия. Трудновато будет найти писателя, который за сорок лет создал бы такое количество статей, очерков и книг, как он. Он писал много, можно даже сказать, постоянно, и продолжал работать до самого конца. Кристофер писал быстро, часто без черновиков, сразу набело. Наверное, в глубине души он знал, что его присутствие на сцене закончится ко второму акту[24], и спешил взять от жизни все, что можно, – и все, что можно, отдать. Вспоминаю один совместный обед в 1991 г., в мою бытность редактором New York Observer. Эми Белл, Кристофер и я отправились перекусить в небольшой ресторанчик на Мэдисон (теперь его уже нет). Кристоферу нужно было сдавать статью в завтрашний номер. Перед обедом мы выпили виски, за обедом пару бокалов вина, после обеда по бокалу коньяка. Он всегда так и жил. Мы вернулись в редакцию, и он направился к своему шаткому столу и старенькой пишущей машинке Olivetti. И под стук клавиш он буквально за полчаса выдал нам великолепную статью в тысячу слов.
Кристофер стал одним из первых писателей, которых я пригласил к сотрудничеству, когда в 1992 г. пришел в Vanity Fair. За шесть лет до этого я просил его писать для Spy. Просьба была вежливо отклонена. Vanity Fair подкрепил мою инициативу предложением солидных гонораров, и, к моей огромной радости, Кристофер согласился и стал ведущим сотрудником журнала. Кроме Доминика Данна[25] (который умер в 2009 г.), ни один автор не оказался настолько тесно связан с журналом. Для Кристофера не существовало серьезных или несерьезных тем. За прошедшие двадцать лет он побывал практически во всех горячих точках нашей планеты. Ради хорошей статьи он был готов пойти на любые унижения и неудобства. Однажды я послал его в сражение с одним из самых дурацких законов, когда-либо принятых в Нью-Йорке, – законом, запрещающим ездить на велосипеде, не ставя ноги на педали. Рядом с колонкой Кристофера была помещена фотография: на ней он ехал по Центральному парку на маленьком велосипеде, задрав ноги в воздух, словно артист из московского цирка. По предложению Тома Хедли, правой руки Харольда Хейза из журнала Esquire