Абрам ждал Сару на остановке? – спрашивает Феликс, стаскивая с головы шапку и расстегивая ворот дубленки. – Сара, значит, сказала ему: встречай меня, Абрам, после работы…
Настену всегда волнуют и радуют маленькие теплые домики, мимо которых проезжают они на окраине города, Засыпанные снегом, приземистые, темные, они как-то доброжелательно и спокойно смотрят небольшими окнами на проносящиеся мимо машины. Настене кажется, что здесь живут особенные люди, никуда не спешащие. Вечерами они ходят друг к другу в гости и так долго пьют чай из пузатых самоваров, что их носы становятся морковного цвета, а продолговатые, узкие лица – цвета вареной свеклы. Однажды взглянув на самовар, они замечают в нем свое отражение и потом долго смеются, показывая на него пальцем. А вечером, когда они уходят домой, где их ждут маленькие серьезные дети, эти люди обнимаются и раздают поцелуи, словно прощаются навек…
– Эрик, возле конечной остановки нас ждут Горелкины, ты не забыл? – на всякий случай спрашивает мама.
– Я помню, разумеется, – рассеянно отвечает папа, то и дело поправляя очки и дергая рычаг передач – пошел сложный участок с крутым подъемом.
Город, можно сказать, закончился. Сразу за подъемом промелькнули грязно-серые строения мясокомбината, несколько жилых домов из красного кирпича с двухскатными шиферными крышами и небольшая башенка с продолговатыми, узкими оконцами в самом верху. А потом – все. Речка. Мост. Горы песка. вытащенные на берег катера и баржи, неудобно лежащие на боку. Мелкие кустики приречной вербы, проточки и заливы, которые давно уже покрыты льдом: на нем неподвижными темными силуэтами горбятся над лунками рыбаки. И уже только после них начинается настоящий лес, который тянется далеко на северо-восток, пряча под хвойным покровом нарядно раскрашенные маленькие дачки, издали похожие на игрушечные домики, в которых живут скорее всего игрушечные люди…
– Горелкины! – вновь вскрикивает Аглая Федоровна, умудряющаяся все и всегда увидеть первой.
Едва они останавливаются, как подбегает Миша Горелкин (Угорелкин, зовет его Настена), веселый, возбужденный, в красной лыжной шапочке, лихо сбитой набекрень. Миша высок и у него уже обозначился темный пушок над верхней губой, который, как это ни странно, смешно молодит его. У Миши всегда какие-то дикие идеи: то он хочет на лыжах вернуться в город и зовет её с собою, то вдруг ночью уйдет в тайгу, чтобы проверить свою смелость…
– Настя, к тебе же обращаются, – мама сердито толкает ее в плечо. – Ты что, не слышишь?
Настена открывает свою дверку, и Миша вместе с шумом дороги врывается в машину.
– Настюха, пошли к нам! – Миша берет ее за руку, чтобы помочь выйти. – Там и Кира тебя ждет…
Настена внимательно и долго смотрит на постепенно скучнеющего Мишу и наконец коротко отвечает:
– Нет…
– И почему было не пойти? – вслух недоумевает мама, когда они уже едут дальше. – Вечно ты, Настенька, с какими-то странностями…
Аглая Федоровна поспешно