хозяина. Сырая чалка[2] небрежно перекинута через перекладину между сваями. Не завязана накрепко, не прикручена намертво – просто перекинута.
А если ветер и течение отнесут лодку от причала? Или, скажем, кто-то решит похулиганить и сбросит веревку? Вернется хозяин – лодки и в помине нет. Разве можно этак легкомысленно добро бросать?!
Шут его знает, если бы этот неведомый Юран к берегу прошел, как все нормальные люди, шумно плеща водой, Валерка его лодку привязал бы покрепче. Но тот разозлил – слишком много загадок задал. Чувствуешь себя так, как будто тебя дураком назвали!
В общем, Валерка обиделся. Поэтому он свесился пониже, дотянулся до чалки и сбросил ее с перекладины. А лодку от сваи оттолкнул…
И тотчас на своем собственном опыте убедился в правильности известной народной мудрости, гласившей: «Не рой другому яму – сам в нее попадешь!»
Он не удержался на краю причала и кувыркнулся в воду!
Конечно, там было неглубоко. Воробью по колено! Поэтому Валерка неслабо ударился о дно спиной. Аж дух занялся!
Вынырнул, постоял, хватая ртом то, что было вокруг вместо воздуха: белую, сырую, тягучую туманную мглу. Немножко очухался.
Лодка качалась на воде неподалеку.
Это доставило Валерке какое-то мрачное удовольствие. Если повезет и поднимется ветер – лодку унесет-унесет! Вот Юран попляшет! Будет знать, как загадки загадывать и лодку непривязанной бросать!
Валерка побрел к берегу. Мокрое, чавкающее, плещущееся шлепанье его шагов разносилось, наверное, за километр.
Ч-черт, как этому Юрану удалось добраться по воде беззвучно?!
А, да ну его, еще голову из-за него ломать! Хорошо, хоть спину не сломал!
Валерка постоял на берегу, дрожа и отряхиваясь, как промокший пес. По идее, надо было рысью мчаться домой переодеваться. Противно, холодно – запросто простудиться можно! Но в таком тумане рысью не больно-то побежишь. Да и вообще лучше подождать, никуда не идти, а то еще заблудишься.
Валерка поднялся на причал и направился к тому самому месту, откуда только что свалился.
Опустился на колени, посмотрел вниз.
Лодка покачивалась на прежнем месте, приткнувшись к свае, словно верный пес – к ноге хозяина. Чалка болталась в воде.
И только сейчас Валерка сообразил, что́ именно показалось ему ужасно странным в этой лодке. Уключины торчали пустые, без весел. Не было в этой посудине весел!
И мотор, кстати, тоже отсутствовал…
То есть не было вообще ничего, что могло заставить лодку двигаться по реке.
Самые страшные сны приходили перед рассветом. Они приводили с собой рычащее чудище с горбом. Чудище было двулико, быстроного, многолапо, оно ревело и смердело! Четыре глаза ослепительно вспыхивали, и тогда из мрака выступали чьи-то искривленные туловища, стоявшие обочь дороги.
Туловища были безголовы, некоторые – безруки. Ног ни у одного не было. То ли сгнили, то ли им отрубили ноги те, кто поставил туловища здесь, – на устрашение таким же глупцам-удальцам, как Пашка.
Некоторые